— Фаду?
— Пение. Печальное такое пение… я бы сказал, вой, — пояснил Уилшир. — Во мне мало ирландского осталось, поизносилась ирландская душа от такого солнца. То ли дело дождь и трагическая история народа! Нашему брату полагается любить выпивку и меланхолические раздумья, а я — нет, не люблю.
— Выпивку не любите? — изогнула брови Анна, и в ответ ей насмешливо сверкнули не по летам белые зубы.
— Глубокие раздумья — вот чего я никогда не уважал. Что-то происходит. Потом происходит что-то еще. Я живу дальше. Строю свою жизнь. Никогда не понимал, с какой стати человеку сидеть на одном месте да ныть, что все, мол, миновало. Что я должен оплакивать? Утраченную невинность? Пору естественности и простоты? И главная тема фаду — судьба, рок — как-то не близка мне. Обычно люди ссылаются на судьбу, чтобы оправдать собственные промахи. Вы согласны? Или я, по-вашему, безбожник?
— Мне кажется, категория судьбы помогает нам признать, как сложна и необъяснима жизнь, — проговорила Анна. — И вы пока еще не объяснили мне, каким образом это заунывное фаду укрепляет местную мораль. Вера в судьбу или рок в качестве социальной политики — этого я постичь не могу.
Уилшир ухмыльнулся, и у Анны в голове мелькнуло: да, Кардью был прав, надо показать ему, что у тебя есть юмор и мужество.
— В фаду поется про саудадэш — про грусть-тоску. Я этого не перевариваю. Знаете, откуда вся эта грусть-тоска? У страны потрясающая история, она была могущественнейшей империей, все богатства мира принадлежали португальцам. Вспомните хотя бы торговлю пряностями. Они контролировали те самые приправы, без которых и еда не еда… А теперь они потеряли все, мало того, даже столица была разрушена разбушевавшейся стихией.
— Землетрясением.
— Да и в день-то какой — в праздник поминовения усопших, — подытожил он. — Большая часть населения собралась в храмах, церковные своды обрушились на прихожан. А затем — пожар и наводнение. Все казни египетские, кроме разве что чумы и саранчи, посетили город в считаные часы. Вот откуда взялось это фаду: все вглядываются в прошлое, никак не расстанутся с ним. И еще кое-что: рыбаки отправляются в море, вернутся не все. Женщины остаются одни, должны сами бороться за выживание да петь грустные песни — авось воскресят своих покойников. Лиссабон — очень печальный город, фаду я назвал бы национальным гимном. Вот почему я в столице жить не стану, даже наезжаю не чаще, чем позарез необходимо. Не у каждого человека душа вылеплена под стать этому городу, мне он совсем не по нраву. И вам не советую вслушиваться в фаду. Салазар изобрел прекрасный способ отуплять людей, держать их в узде: фаду и чудесное видение Девы Марии в Фатиме… Да-а, католичество!