— Неужели вся страна живет воспоминаниями о землетрясении тысяча семьсот пятьдесят пятого года?
— Добрый доктор учился на священника, по сути дела, он — монах-расстрига, кому, как не ему, знать способы управлять страной и людьми. Насчет тайной полиции уже слышали?
— Нет еще, — соврала она.
— Служба государственной безопасности. Инквизиция доктора Салазара. Искореняет атеизм, ересь, кощунство. Хватает грешников и ломает на дыбе.
Скептический взгляд был ему ответом.
— Честное слово, Анна, все как при Торквемаде, только на смену религии пришла политика.
Он подал знак мальчику, и тот подбежал с бутылкой виски наготове, налил стакан Уилшира почти до краев. Бросив в рот маслину, Уилшир ловко выгрыз косточку и швырнул ее куда-то в сад. Отхлебнул виски, прикурил очередную сигарету и, кажется, удивился, обнаружив на краю пепельницы ее тлеющую предшественницу. Смял окурок, уселся поудобнее и хотел закинуть ноги на стул, но промахнулся. Глянул на часы — выкрутил руку так резко, словно браслет обжег ему кожу.
— Пора переодеваться к ужину. И не заметил, как стемнело.
Анна тоже поднялась.
— Нет-нет, оставайтесь здесь, — попросил он, снова поглаживая ее руку. — Вы отлично выглядите. Самое оно. Я — другое дело, от меня все еще несет лошадьми.
Верно. Лошадьми и виски. И каким-то кисловатым запахом, похожим на запах страха, однако это было что-то другое.
— Ваша жена присоединится к нам? — в спину ему задала вопрос Анна.
— Моя жена? — переспросил он, резко повернувшись на каблуках, виски из стакана плеснуло ему на руку.
— Мне кажется, я повстречала ее…
— Где именно? — поспешно спросил он, глубоко затянулся напоследок и выбросил окурок за ограду террасы.
— Когда я шла сюда из своей комнаты. Женщина в ночной сорочке… В коридоре на втором этаже.
— Кардью рассказывал вам о моей жене? — И без того неласковый голос Уилшира стал еще жестче.
— Он сказал, что она болеет, потому-то я и спросила…
— Болеет?
— …спросила вас, выйдет ли она к ужину, только и всего. — Анна сумела-таки выстоять против внезапного натиска Уилшира.
Присосавшись верхней губой к краю стакана, он втянул в себя дюймовый слой виски, и крупные капли пота выступили у него на лбу — в такую жару алкоголь не задерживается в организме.
— Ужин через четверть часа, — отрезал Уилшир и вышел через застекленную дверь, захлопнув ее с изрядным грохотом.
Анна опустилась на стул. Сигарета, когда она подносила ее к губам, слегка дрожала. Девушка отхлебнула немного джина, докурила сигарету и вышла на сумеречную лужайку. Под ней простирался город, где уже зажигали огни, там и сям вспыхивали окна, одноцветными сделались улицы, верхушки пиний черным дымом растворялись в небесах, на станции собрались отъезжающие, казалось, их завораживает зрелище уходящих вдаль рельсов, или то были уходящие в бесконечность прошлое и будущее? Такой обычный вид, железнодорожная станция, но дальше — грозная, необузданная чернота океана, где нет ни одной светящейся точки.