— Последнее исключите.
«А может, какое несчастье с Аней?! — вдруг мелькнуло у Вихря. — Девочка там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?»
— Вы убеждены? — спросил Вихрь, закуривая. — Ваш аппарат в этом смысле безгрешен? Был сеанс?
— Был.
— С Центром я свяжусь сегодня же. Завтра я или мои люди передадут все относящееся к вам.
— Хорошо.
— Когда вы продумаете операцию с Краухом?
— К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам скажет… С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без мудрствований… Видимо, на мудрствование у вас нет времени… Я попробую что-нибудь подсказать…
— Хорошо.
— До завтра.
«Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? — ужаснулся Вихрь. — А тот привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не сделает этого. Тромпчинский — железный человек, его не сломить. В городе его нет — надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрывался, и забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры».
Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:
— Подожди.
— Нет времени, Аня, — сказал Вихрь, — обо всем — после.
— Пусть он выйдет, — снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке парабеллум.
— Выйди, Юзеф.
Бородину.
То, что передала Аня, — правда. Я был в гестапо. Для того чтобы бежать, дал согласие на перевербовку. Завтра даю очную ставку Ане и Бергу. Прошу санкционировать продолжение работы, которая вступила в решающую фазу. Спасение Кракова — гарантирую. Был, есть и останусь большевиком. Прошу принять данные на Берга, сообщенные им Коле… И в самом конце: Штаб гитлеровцев получил данные о передвижениях на нашем фронте, которые расцениваются Бергом как подготовка к возможному наступлению. Примите меры. Связь прерываю. Выйду сегодня ночью.
Вихрь.
Кобцов вернул шифровку, покрутил головой, хмыкнул и сказал:
— Ссучились — очевидное дело… В этом случае мой хозяин не колебался бы в оценке всей этой катавасии.
— А ты? — спросил Бородин. — Как ты?
— Я себя от хозяина не отделяю.
— Знаешь, — медленно ответил Бородин, — я старался себя никогда не отделять от нашего дела, а в открытом афишировании своей персональной преданности руководителям есть доля определенной нескромности. Не находишь?
— Не нахожу.
— Ну, это твое дело, — сказал Бородин.
— Именно.
— Давай будем связываться по начальству.
— Это верно. Что им говорить?
— Как предлагаешь?
— А ты?
— Мы ж с тобой не в прятки играем.
— Хорошая игра, между прочим. Иногда — не грех.
— Тоже справедливо. Только там, — Бородин кивнул головой на шифровку, — люди. Им не до пряток — с нами. Они в прятки с теми играют.