— У Оболенского один голос чего стоит! Кровь в жилах стынет. Мне кажется, он и улыбаться-то не умеет. А вот в вашего мужа я просто влюбилась. Такой красивый, такой галантный.
— А еще такой вредный, такой хитрый, — со смехом продолжила Люся. — Перед молодой женщиной он, конечно же, как павлин хвост распустил. Знаешь, Лена, есть такая поговорка, что где хохол прошел, там двум евреям делать нечего. Так вот, где прошел мой обаятельный и улыбчивый Шурик, там четырем евреям нечего делать.
— Ой, что уж вы такое про мужа говорите.
— Да нет, Леночка, я шучу. Они, вообще-то, оба мужики славные. И совсем еще не старые и не нудные. У них душа молодая. А Стаса не смущайся. Он получше других о любви говорить умеет. Такую песню собственного сочинения для своей Анюты на свадьбе спел. Я тебе потом кассету покажу.
— Люсьена, я надеюсь, вы на съемке будете? — спросила журналистка.
— Обязательно! — ответила Люся. — Давай до встречи, и держи хвост пистолетом.
Господин Оболенский, как и обещал, прислал за телевизионщиками машину, и в 15 часов они уже звонили в дверь. Открыла Люсьена. Все прошли в зал.
— А где мужчины? — поинтересовалась журналистка у Анны.
— Стас там что-то на кухне колдует, Шура ассистирует, — ответила Аня, — сейчас выйдут. Лена, я думаю, что если беседа будет идти в домашней обстановке, то Стасу не надо быть в костюме и при галстуке? — поинтересовалась она.
— Конечно, нет! Это же не официальная встреча, — ответила Лена.
— Ну, слава богу, а то я измучилась в сомнениях.
— А что, Станислав Георгиевич сам готовит? — удивилась журналистка.
— Лена! Да Макаревич отдыхает, когда у плиты Стас, — с улыбкой ответила Анна. — Он пришел около двух часов и даже на кухню нас с Люсей не пустил. Сказал, что такую обаятельную молодую женщину, он угостит своим фирменным блюдом.
— Станислав Георгиевич так сказал? — изумилась Елена.
— А чему ты удивляешься? Стас большой ценитель женской красоты, особенно в сочетании с умной головой. Просто во время вашей встречи он был еще весь в сомнениях и злился, скорее всего, на себя. Сейчас я их позову.
В это время в зал вошли Шурик со Стасом. Оболенский был в потертых джинсах и объемном пуловере. Невероятно густые смоляные кудри, с легкой проседью на висках, рассыпались до плеч. Он был весел и светился поистине Голливудской улыбкой.
— Еще раз добрый день, Елена Владимировна. Я приношу вам свои извинения за холодный прием в офисе, — обратился он к журналистке, глаза его лукаво щурились. — Я уже получил нагоняй от всех троих — жены, Шуры и Люсьены.
Виноградова стояла совершенно ошеломленная его видом. От строгого, делового и элегантного господина Оболенского не было и следа.