.
Из луча света начала вырисовываться человеческая фигура: мужчина в выцветшей военной форме серого цвета, которая изначально, надо полагать, была оливково-коричневой. Фуражка приобрела четкий контур, а вот очертания лица оставались расплывчатыми; определить звание военного также не представлялось возможным, поскольку погон практически не было видно.
Руки Катрионы, окольцованные цепкими пальцами гадалки, окончательно похолодели; только сила воли помогла ей не завизжать. Мадемуазель Астарта резким движением, как пушинку, выдернула Катриону со стула.
Фигура задрожала в воздухе.
— Он хочет, чтоб ты знала…
— …что я ему очень дорога?
— Да. Именно.
Расценки мадемуазель Астарты были четко фиксированы: пять фунтов за сеанс. Но клиентки, которым удавалось «войти в контакт» со своими возлюбленными, испытывали такое помутнение, что запросто могли удвоить и даже утроить ставку. Покойники не очень охотно общались с теми, кого поджимали средства.
Катриона начала всматриваться в покачивающийся силуэт солдата.
— Я кое-чего не понимаю, — задумчиво сказала она.
— Чего, деточка?
Мадемуазель Астарта была старше Катрионы не больше, чем на год.
— Мой дорогой Эдвин…
— Да! Эдвин! Его именно так и зовут. Теперь я отчетливо слышу это имя!
На губах Катрионы заиграла легкая улыбка.
— Эдвин… не то чтобы… мертв…
Гадалка застыла на месте; ее ногти впились в кисть девушки, лицо исказилось безмолвной яростью. Катриона высвободила руку и отодвинулась в сторону.
— Музыка, полагаю, заглушает шум проектора?
Матушка мадемуазель ни на секунду не переставала барабанить по клавишам. Катриона посмотрела на потолок: люстра представляла собой узкий цилиндр, состоящий из прямоугольных зеркальных пластинок, а в середине конструкции виднелось крохотное отверстие.
— В комнате этажом выше сидит еще один человек, чтобы управлять проектором. Ваш отец, надо думать. Просто поразительно, как вы преуспели в общении с духами с тех пор, как он вернулся из Пентельвиля[2].
Катриона протянула руку в дымовую завесу и пошевелила пальцами. На ее ладони отразились гигантские пуговицы шинели. Подготовительную работу проходимцы выполнили безукоризненно: даже коричневатый оттенок военной формы был подобран с максимальной точностью.
— Ах ты, сучка, — прошипела мадемуазель Астарта.
Присутствующих происходящее повергло в шок.
— Я вынужден протестовать, — пробормотал предприниматель; его жена нерешительно закачала головой, все еще не веря в подлый обман.
— Боюсь, господа, вас надули, — торжествующим голосом произнесла Катриона. — Эта дамочка прекрасная актриса и к тому же принадлежит к тому мерзкому типу людей, которые наживаются на доверии окружающих.