— Ты что же, со мной идти собираешься? — ехидно глянул на девицу Шельм, видя, что она не спешит поворачивать, хотя теперь уже понятно, что он и сам прекрасно дойдет.
Та вскинулась, но щеки у нее покраснели. Шут насмешливо изогнул бровь, и Маришка отвела взгляд.
— Ну, просто, поговорили бы, пока он коня твоего перековывать будет, — пробормотала она смущенно.
— Мариш, — проникновенно начал шут, девица глянула на него искоса. — То, что я сказал твоему дяде, что между мной и Ставрасом ничего нет, это же не значит, что мне не хотелось бы, чтобы было, правда?
Она покраснела еще гуще. Закусила губу и не ответила, но шут дальше шел молча, и отвечать все же пришлось.
— Я поняла, — с трудом выдавила из себя она и повернула к дому.
— Спасибо, что проводила! — крикнул ей в спину Шельм.
Маришка лишь рукой махнула, не обернувшись, и припустила под горку со всех ног.
Шельм придержал коня, которого вел за собой, и остановился, запрокинув голову к небу. Мог бы развлечься с забавной девчонкой, мог бы, но не здесь и не сейчас. Как же драконоборцы не почуяли, что рядом с ними масочник обосновался и живет себе, не тужит, даже матрицы накладывает? Вон, парень задумчивый, на пару лет постарше самого Шельма мимо пошел, ведь явно не своей жизнью живет, а кукольником сфабрикованной. Но Ставраса пока он предупреждать не стал. Решил, что сначала сам разберется. Что-то в этом рыжем детине, что протопал мимо, настораживало. Что-то в корне неправильное, что-то, чего в нормальном человеке быть не должно. Сделав себе в голове зарубку на память, расспросить Маришку о помощнике мельника (а парень был похож именно на него), Ландышфуки как ни в чем не бывало, продолжил путь.
Шельм поднялся на пологий холм и обнаружил просто идеалистическую картину. Березовая рощица, в которой даже сейчас, днем, слышались соловьиные трели, мельница с водяным колесом, речка бегущая наискосок по холму и теряющаяся где-то в зарослях с противоположной стороны от деревни, а чуть поодаль приземистое строение — кузница. Вот к ней-то он и направился.
Рассчитывал услышать звон молота о наковальню, но вместо него ощутил лишь жар от мехов и различил негромкий разговор.
— Слышал, к Михею опять гости пожаловали? — спрашивал кто-то юным голосом, журчащим как ручей.
— Ну, слышал, — буркнул некто другой, грубо и гулко, словно по перевернутому ведру скалкой ударили. По голосу было просто нереально определить, сколько же лет говорившему.
— Говорят, не такие, что были раньше.
— Угу.
— Сходить бы, глянуть…
— Ох, Гиня, твое любопытство мне, знаешь где?