— Роксолана выходит замуж! — вскричал тот и шагнул к кровати.
— И? — растерянно моргнул Шельм.
— Да, сделайте вы что-нибудь! Я не хочу её потерять!
— О, — протянул лекарь вместо шута, все еще не пришедшего в себя. — Уже встаем. Беги, буди Гиню с Муром.
И Веровек побежал, а им с Шельмом ничего не оставалось, как спешно одеться и спуститься вниз на кухню.
Где же еще проводить обсуждение будущего сватовства, как не за чашкой крепкого чая?
— Так, а теперь, давай по порядку, — скомандовал Ставрас, встав в дверном проеме небольшой кухоньки, в которой, тем не менее, они умудрились поместиться впятером.
Шельм, Веровек и Гиня разместились на небольших, грубо сколоченных табуретах вокруг стола, а Муравьед встал у окна спиной ко всем, глядя, как разгорается восход.
Предусмотрительный Шельм пододвинул к кровному брату чашку крепкого чая своего собственного изготовления и ничего не сказал, как и все, ожидая, когда Веровек нарушит молчание сам.
— На бал приехала делегация от цыган. Ну, я и переговорил кое с кем из них, и мне сказали, что баронесса с дочерью тоже приехали бы, как бы не скоропалительная свадьба.
— Что за спешность?
— Роксалану, вроде как, кто-то скомпрометировал, а у цыган с этим строго, поэтому её и отдают замуж так поспешно.
— А кто скомпрометировал? — уточнил Ставрас, отпивая чай из кружки, которую все это время держал в руках. Ему очень нравилось то, как его заваривал Шельм, всегда получалось вкусно и в тоже время с какой-то волнующей изюминкой в послевкусии.
— Откуда я знаю! — выдохнул Веровек, состроил несчастную мордашку и уткнулся в собственную кружку.
— Но ведь откуда-то этот слух взялся, — задумчиво произнес Гиня, ложечкой размешивая в кружке с чаем мед.
— Знаешь что, — вмешался Шельм, — ты и скомпрометировал, братец.
— Что?! — вскричали Веровек и Ставрас одновременно, а шут лишь шире ухмыльнулся.
— А что скажешь, нет? — отозвался он. — Думаешь, никто не видел, как она к тебе в спальню пошла, а?
— Но она была-то у меня всего пару минут!
— Ой, ли? А мне думается, что когда ты побежал нас со Ставрасом на ноги поднимать, она там и осталась с расстройства, и ночь провела, выйдя лишь под утро. А утром выяснилось, что нас, точнее, тебя, королевич ты мой распрекрасный, и след простыл, и девчонка из твоей спальни, небось, вся помятая выползла, так как плакала ночью. Вот что посторонние должны были подумать?
— Но ведь я… я же… — растерянно пролепетал Веровек.
— Так, — грозно произнес Ставрас. — Сейчас все выясним.
— Как? — живо заинтересовался Гиня.
— У девчонки этой в друзьях драконица, вот у нее сейчас и спрошу, — откликнулся Ставрас и замолчал.