— Откуда ты знаешь? — все еще прижимаясь губами к его шее, лекарь убрал ладонь с его затылка и скользнул ею вдоль позвоночника к пояснице, и резко притянул Шельма к себе еще ближе. Тот не вскрикнул, но тихо, сдавленно выдохнул, зарываясь пальцами в его жесткие волосы и прижимая его голову к себе еще сильней. Проведя языком под скулой, лекарь тихо продолжил: — Ты ведь никогда не был даже с человеческим мужчиной, а я — дракон.
— Не знаю. Просто, чувствую… наверное. И я тоже боюсь. Но я бы никогда тебе не признался, если бы ты сам не сказал.
— Догадываюсь, — откликнулся лекарь и в этот момент с легкостью, не успевшей удивить Шельма, расстегнул три крючка, на которые были застегнуты его широкие, струящиеся брюки и те легко соскользнули на пол.
— И… — тем временем попытался отреагировать на его слова Шельм, но не успел. — Ставрас… ох!
— Тсс. Тише. Тебе же не больно, нет?
— Нет, но… — дрожа в его руках, сдавленно выдохнул Шельм, повиснув на нем почти полностью, колени подгибались. — Пойдем лучше в кровать, — зашептал он ему на ухо. — Я не могу стоя.
— Да, идем, — отозвался Ставрас, и крепко обхватив руками его талию, легко перенес прямо так, стоя.
А потом и опрокинул на свежие простыни, одновременно с этим стягивая с него тунику. Шельм только и успел, что руки вверх поднять, но потом спохватился и быстро стянул рубаху и с самого лекаря. Тот навалился на него, и стало почти страшно. Шельм замер, ожидая продолжения, но лекарь прижался губами к его подбородку и тут же соскользнул вниз, вжимаясь лицом в живот, как в памятный обоим момент запечатления. Шельм почувствовал, как намокли ресницы, и весь выгнулся, пронзенный ранее неизведанным чувством. Потому что в этот момент грозный, сильный, взрослый Драконий Лекарь заурчал ему в живот, как котенок, и эти звуки породили в душе такой всплеск, что тело, изголодавшееся по ласке именно этих рук и губ, выгнулось на простынях дугой. По вискам на подушку заскользили слезы, с губ сорвался полустон, полувсхлип и Шельм обмяк, не в силах пошевелиться.
— Это больше, чем любовь, — прохрипел лекарь, поднимая голову и склоняясь к его лицу.
— Это безумие, — не открывая глаз, откликнулся шут и потянулся за поцелуем.
— Послушай, — обратился Муравьед к Гине, когда до него, наконец, дошло, чем тот занимается весь вечер. — Ты уверен, что поступаешь правильно?
— Уверен, — отозвался тот, отпивая из только что поднесенной ему какой-то девицей чарки. — В конечном итоге, этот мальчишка никогда не снизойдет до того, чтобы вспомнить о своем народе. Но Вольто рождается вовсе не затем, чтобы развлекать при дворе захожую публику.