— Потому что…
— … дурак, — обреченно закончил за него шут.
— Нет. Потому что, кажется, начинаешь доверять.
— Вот еще! — фыркнул шут, но, как-то неестественно замер, и требовательно вопросил: — А ты мне?
— Хм, — усмехнулся Ставрас. — Посмотрим.
— И что это значит?
— Все зависит от того, как ты вести себя будешь.
— Но… — начал Шельм.
Ставрас не дал ему продолжить:
— Так что там насчет Веровека и девушек?
— Глухо, как банке без варенья, ну, или в бочке без вина.
— И тебя это беспокоит?
— Конечно. Его же королева так и оженит на какой-нибудь девице, устраивающей лишь её одну, а этот пентюх не посмеет возразить, как не возразил, когда она меня отваживала, — последние слова он прошептал уже едва слышно.
Ставрас молчал. Шелест, не спеша, вез их в ту же сторону, в которую ускакал Веровек. А шут все пытался разобраться, что на него нашло, почему только со Ставрасом его традиционная маска дает трещины и он с каждым разом все сильнее обнажает перед ним не просто истинное лицо, а душу, настоящую, обнаженную и до ужаса ранимую. Почему только с ним? Может, это и есть особая, незримая магия Драконьего Лекаря?
— Ставрас?
— М?
— А у тебя, случайно, в роду масочников не было?
— Подозреваешь, что я влияю на твое сознание?
— Просто понять себя самого не могу, и это, знаешь ли, раздражает, — проворчал тот.
— Нет. Не было, — честно признался лекарь. — А если бы были, к кому бы ты меня отнес? К кукловодам, кукольникам или марионеточникам?
— К марионеточникам, конечно, — сразу же ответил шут.
— Почему? — полюбопытствовал Ригулти, которому действительно стало интересно.
— Потому что кукловоды полностью подавляют волю и ведут за собой уже не совсем людей, а нечто напоминающее их лишь внешне, с душами, связанными с душой кукловода так плотно, что если умрет маг-масочник, умрут и все, кто идет за ним, подвластные его воле. Я себя такой живой, безвольной куклой не ощущаю. Кукольники накладывают психо-маски, заменяя ими врожденные психологические портреты, а я прекрасно помню себя в детстве и все такое…
— Если изначальную личность полностью заменить на маску, — перебил его Ставрас, явно не хуже Шельма разбирающийся в вопросе, — то и воспоминания тоже замещаются, причем полностью.
— Все равно, мне кажется, ты бы так со мной поступать не стал, да и зачем? Тебе же самому было бы неинтересно с такой вот ожившей маской, ведь ты мог бы полностью спрогнозировать мои действия, а ты всегда так удивляешься всем моим каверзам, словно дите малое.
— Ну, спасибо. Если это был комплемент, как же ты выражаешься, когда намеренно обидеть хочешь?