— Слушай, Барт, а во что бы нам обошелся напольный приемник?
В полудреме он ответил:
— Мне кажется, что приличную «Моторолу» можно было бы раздобыть долларов за двадцать восемь — тридцать. А вот «Филко»…
— Я не про радиоприемник говорю, Барт. Меня интересует телевизор.
Он присел, включил свет и уставился на нее. Мэри лежала рядом обнаженная, простыня была стянута почти до самых коленей. Хотя она и улыбалась, он видел: Мэри настроена серьезно.
— Мэри, пока мы не можем себе этого позволить.
— Так сколько все-таки стоит настольная модель? «Дженерал электрик», «Филко» или что-нибудь в этом роде?
— Новый?
— Да.
Он чуть призадумался, глядя, как играет матовый свет на изящных округлостях ее грудей. В те годы Мэри была совсем худенькая (вообще-то она и сейчас не толстушка, Джордж, упрекнул он себя; а я этого и не говорил, Фредди) и какая-то более живая, что ли.
— Мне кажется, долларов семьсот пятьдесят, — произнес он, надеясь, что улыбка сползет с ее лица. Однако этого не случилось.
— Что ж, давай посмотрим, — сказала она, усаживаясь и подворачивая под себя ноги.
— А я уже смотрю, — ухмыльнулся он.
— Не сюда, нахал. — Мэри расхохоталась, но щечки ее зарделись (между прочим, прикрываться она все-таки не стала, это он как сейчас помнил).
— Ну так что ты задумала?
— Зачем нужен телевизор мужчине? — вслух рассуждала она. — Чтобы смотреть спортивные передачи по уик-эндам. А зачем телевизор женщине? Чтобы смотреть днем мыльные оперы. Представляешь, как удобно — ты гладишь и одновременно смотришь телевизор. А теперь только представь на минутку, что мы с тобой оба обретем такое, что поможет нам с пользой провести время, которое в противном случае было бы потрачено зря…
— Например, на чтение или на любовь, — с невинным видом промолвил он.
— Вот на это у нас время всегда находится, — со смехом заметила она и раскраснелась больше прежнего; при свете ночника глаза ее казались темными, а таинственная ложбинка между грудями властно манила его к себе. И он понял, что уступит, пообещает ей даже полуторатысячный «Зенит», встроенный в шкафчик, если она только позволит ему сейчас еще разок предаться любви; при одной лишь мысли об этом он возбудился и ощутил, как каменеет его змей — так забавно однажды выразилась сама Мэри, когда они возвращались с новогодней вечеринки у Ридпатов, где она чуть-чуть перепила. Даже сейчас, восемнадцать лет спустя, он вновь ощутил, как каменеет змей — и ведь от одного лишь воспоминания.
— Что ж, ладно, — сказал он. — Я буду грабить припозднившихся путников по уик-эндам, а ты научишься обирать их карманы в дневное время. Однако если серьезно, то что, милая Мэри, моя не совсем Дева Мария, мы будем делать?