Тогда меня направили к психиатрам, а те дали заключение, что не вижу я только потому, что чересчур напуган. Вообразил, что никогда больше не буду видеть.
— Но это же полнейшая чушь.
— Да, это чушь, но только потому, что мое несчастье во мне самом. Мне нужно перестроиться и выбросить из головы все страхи. Нужно заставить себя расслабиться и не стремиться изо всех сил видеть, но я не знаю, как это сделать. Я архитектор и не могу работать, ничего не видя. Не могу быть тем, кем был всегда. Причина трагедии кроется в моей голове, Ингрид. Я ненормальный. Я… — Он смолк, но потом продолжил: — Не знаю, почему говорю тебе все это. Но может случиться так, что положение мое никогда не изменится. И когда я говорю, что мне нечего тебе предложить, я знаю, что говорю. Я могу предложить тебе только свою любовь.
Несколько минут Ингрид оставалась неподвижной, затем оцепенение медленно начало с нее спадать. Кен убрал руки, позволяя ей свободно двигаться.
В тех местах, где Ингрид касалась его тела, осталось ощущение холода и пустоты. Она поднялась. О, как бы ему хотелось видеть ее! Тогда по выражению лица, по глазам он мог бы догадаться, о чем она думает. Где она? Почему молчит? Неужели она ушла, оставив его здесь?
Внезапно он вздрогнул от неожиданности: холодные пальцы Ингрид коснулись его голых ступней.
Кен выпрямился.
— Что ты делаешь?
— Ты же не можешь идти на ужин к отцу Ралфу босиком, — ласково, с упреком в голосе сказала Ингрид, словно Кен был одним из ребятишек в ее классе. Она надела носок на пальцы его правой ноги, натянула на пятку, потом расправила на ноге.
— Левую, — сказала она, похлопывая его по лодыжке.
От волнения у Кена перехватило горло.
— Ингрид! — сказал он хрипло.
Она обняла колено его левой ноги, поставила ступню к себе на бедро и натянула второй носок. Затем он почувствовал, как она всовывает в ботинок одну его ногу, затем — вторую. Встав на ноги, он наклонился и нащупал ее руки. Он крепко ухватился за них и потянул ее вверх.
— Ты так и будешь молчать? — спросил он. — Никак не отреагируешь на мои слова?
— Мне что-то не верится, что отец Ралф действительно привлек тебя для работы в «Живых голосах», — ответила Ингрид высоким и каким-то напряженным голосом. — Но если тебе этого хочется, Кен, я — за. Как ты понимаешь, нет такого правила, по которому все звонки по телефону должны делаться из церкви.
Кен встряхнул ее за руки.
— Ингрид, я же сказал, что люблю тебя. И поведал всю правду о своем здоровье. Что ты на это скажешь? Конечно, как поступить в такой ситуации, дело твоей совести. Я не имею права тебе указывать. Но все-таки ты тоже должна высказаться. Я тебе не безразличен? Похоже, ты презираешь меня после всего того, что я на тебя вывалил? Я могу не знать, что творится в моей сумасшедшей голове, но что в сердце — знаю точно. Ради Бога, скажи мне, что подсказывает тебе сердце, и что ты думаешь обо всем этом. Но, что бы ты ни думала, это нужно обсудить вместе.