Наездник осадил коня перед домом, слетел с седла, покачнулся. Лютик сразу же сообразил, кто это. Никогда раньше он не видел этой худенькой пепельноволосой девочки, но узнал ее мгновенно.
— Геральт… — прошептала девочка. — Госпожа Йеннифэр… Простите… Мне надо было. Ты же знаешь…
— Цири, — сказал ведьмак. Йеннифэр сделала шаг к девочке, но тут же остановилась. Молчала.
«К кому она подойдет?» — подумал Лютик. Однако никто из них, ни ведьмак, ни чародейка, не сделал ни шага, ни жеста. «К кому она подойдет прежде? К нему? Или к ней?»
Цири не подошла ни к нему, ни к ней. Не в состоянии выбрать, она просто-напросто упала в обморок.
***
Дом был пуст, все семейство низушков чуть свет отправилось на работу. Цири притворялась, будто спит, но слышала, как Геральт и Йеннифэр вышли. Она соскользнула с постели, быстро оделась, тихонько выбралась из комнаты и следом за ними пошла в сад.
Геральт и Йеннифэр свернули на дамбу, разделяющую покрытые белыми водяными лилиями и желтыми кувшинками пруды. Спрятавшись за разрушенной стеной, Цири сквозь щель наблюдала за чародейкой и ведьмаком. Девочка думала, что Лютик, известный поэт, стихи которого она читала не раз, еще спит. Она ошибалась. Поэт не спал. И застал ее на месте преступления.
— Эй, — хихикнул он, неожиданно подходя. — Разве хорошо подслушивать и подглядывать? Побольше деликатности, малышка. Позволь им немного побыть одним.
Цири покраснела, но тут же сжала губы и гордо проговорила:
— Во-первых, я не малышка. А во-вторых, мне кажется, я им не мешаю, а?
Лютик немного посерьезнел.
— Пожалуй, верно. Мне даже кажется, помогаешь.
— Я? Чем?
— Не прикидывайся. Вчера все было разыграно очень хитро. Но меня не проведешь. Ты изобразила обморок. Да?
— Да, — отвела глаза Цири. — Госпожа Йеннифэр сразу разгадала, а Геральт — нет…
— Они вдвоем отнесли тебя в дом. Их руки соприкасались. Они сидели у твоей постели почти до утра, не произнеся ни слова. Только теперь решились поговорить. Здесь, на дамбе, у прудов. А ты решила подслушать, о чем они говорят… И подглядеть за ними через пролом в стене. Тебе до зарезу надо знать, что они там делают?
— Они там ничего не делают. — Цири слегка зарумянилась. — Беседуют, вот и все.
— А ты… — Лютик присел на траву под яблоней и оперся спиной о ствол, предварительно убедившись, что там нет ни муравьев, ни гусениц. — Тебе до смерти хочется знать, о чем беседуют, да?
— Да… Нет! А впрочем… Впрочем, я все равно ничего не слышу. Слишком далеко.
— Если хочешь, — засмеялся бард, — я тебе скажу.
— А ты-то откуда можешь знать?
— Ха-ха! Я, милая Цири, поэт. Поэты о таких вещах знают все. Поверь, поэты о таком знают больше, чем сами собеседники. Если их можно так назвать.