«Да нет, Женька, никакой ты не дурак. Это все от тоски по прежней жизни, когда ты был молод, горяч, полон сил и решимости. Не деньги тебя прельстили — мало ты их в жизни имел? Не желание отыграться за то, что тебя якобы хотели «подкинуть», двигало тобой. Просто решил доказать себе, что ты все еще тот, прежний. ЭТО ВЕДЬ ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ С ВАЛЕРИЕЙ ТЫ СЕБЯ ПРОВЕРИТЬ РЕШИЛ, СОЗНАЙСЯ!.. А они тебе — дешевый адюльтерчик. Да и не они вовсе, а Судьба. Три тыщи гонорара за очевидный пустячок тебя насторожили? Эх ты! Забыл, в какое время живешь?.. Да у них по стольку баксов в каждом кармане — на мелкие расходы, для них это никакие не деньги. У мертвых тележурналистов киллеры полторы тысячи баксов из кармана не забирают — пачкаться не хотят такой мелочевкой. Они детей в швейцариях учат на банкиров и такие суммы им на завтраки выдают. Станкевич, вон, на Канары или в Альпы на субботу-воскресенье летает, а уж в Засрайск этот…»
Тело окутывало приятное тепло, наступило расслабление. Он прислонился к стволу толстого дерева, прислушался к убаюкивающему шуму ветра в оголенных ветвях.
«Порезвился и будет, — решил Евгений. — Проверю, во сколько она завтра домой заявится, в понедельник Иван Иванычу распишу, с кем и по какому адресу, и — бабки на стол! А на сегодня пора и честь знать».
Не успел он отойти и трех шагов, как на подворье хлопнула дверь, послышались мужские голоса, за оградой заиграли полосы света. Ветер донес женский смех, мелодичный клаксон, музыка стала громче и стихла — не иначе снова отворяли дверь.
Евгений, пригибаясь, отбежал в непроглядную темень. Приблизившись к ограде, залег. Сразу за оградой росли смородина или крыжовник, в темноте не разобрать, но густые у основания кусты надежно заслоняли редкие блики света. Ему было видно все, что происходило во дворе, сам же он оставался в укрытии.
Подвыпившие мужчины остановились неподалеку от него. Их было четверо. Одного Евгений узнал — водитель «джипа». Этот стоял метрах в пяти и лениво озирался. Другой, судя по комплекции, лет пятидесяти пяти, в рубашке и галстуке, курил длинную сигару. Из дома вышла красавица с Лесной, вынесла ему вязаную кофту, заботливо накинула на плечи. Он обнял ее, продолжая негромкую беседу.
«…Собираетесь ехать?», «…Друг мой, лететь вслед за…», «…Вторник, не позднее», «Не знаю, не знаю… допускаете, немцы на складе…», «…Были причины. Из тысячи туб выбрать…», «Смотря, что они…», «…Сведения? Вызвали первым…» — проклятый ветер, заблудившийся в кустах, рвал фразы в клочья, не давая вникнуть в смысл разговора.