- Вы, сударь, как будто, остались недовольны этой картиной, хотя достойные художники и знатоки находят, что она вовсе недурна. Так уж будьте любезны, объясните мне, в чем дело, чтобы я, воспользовавшись вашим добрым советом, мог что-то переделать и поправить.
Незнакомец проницательно посмотрел на Бертольда и очень серьезно сказал:
- Из тебя, юноша, могло бы получиться кое-что стоящее.
Под взглядом незнакомца и от его слов Бертольд испугался до глубины души; у него сразу пропала всякая решимость, он больше ничего не сказал и даже не пошел следом за незнакомцем, когда тот медленно вышел из зала. Вскоре туда пришел сам Хаккерт, и Бертольд поспешил рассказать ему обо всем, что произошло между ним и этим непонятным человеком.
- Ах! - воскликнул со смехом Хаккерт. - Не принимай этого слишком к сердцу! Ведь это был наш известный ворчун. Старичку ничем не угодишь, он всегда только бранится; я столкнулся с ним при входе. Он родом грек с острова Мальта, человек богатый и со странностями; кстати, и сам - неплохой художник; однако в его вещах всегда бывает какой-то фантастический оттенок; причина, верно, кроется в том, что он придерживается каких-то диких и нелепых мнений насчет задач изобразительного искусства и выдумал себе особенную систему, которая ни к черту не годится. Я отлично знаю, что меня он ни в грош не ставит, но охотно прощаю его, поскольку он все равно не может отнять у меня заслуженной славы.
Сначала у Бертольда было такое чувство, точно мальтиец затронул в его душе какое-то болезненное место, но, подобно целительному прикосновению хирурга который исследует рану, это причинило ему лишь благотворное страдание; однако вскоре юноша выбросил все из головы и продолжал себе работать по-старому.
Удача с первой большой картиной, которая вызвала всеобщее восхищение, придала ему смелости, и он принялся за другую в этом же роде. Хаккерт сам выбрал ему один из красивейших видов в роскошных окрестностях Неаполя, и если первая картина Бертольда изображала закат, то для второго пейзажа он выбрал утреннее освещение. Ему предстояло написать множество непривычных для северянина деревьев, множество виноградников, а главным образом напустить побольше дымки и тумана.
Как-то раз, усевшись на огромном плоском камне, откуда открывался вид, выбранный для него Хаккертом, Бертольд заканчивал на натуре эскиз своей будущей картины.
- И впрямь, похоже схвачено! - услышал он вдруг рядом с собою.
Бертольд обернулся, его рисунок разглядывал мальтиец; с саркастической усмешкой старик добавил: