— Не знаю, — сказал Аттенбури, — но Уимзи чертовски умный парень. Когда он нашел те мои изумруды, помните, я рассказывал…
— Ваша светлость, ваша светлость, — закричал герольдмейстер отчаянно, ныряя в ряды, — ваша светлость снова оказались за линией!
— И что? — сказал пэр из провинции. — О, будь я проклят! Теперь я должен повиноваться приказам? — Но его оттащили от простых пэров и поставили рядом с совершенно глухим герцогом Уилтширским, который приходился дальним родственником Денверу по женской линии.
В Королевской галерее было полно народу. Ниже барьера, отделяющего судей от подсудимых, на местах, зарезервированных для супруг пэров, сидела вдовствующая герцогиня Денверская, со вкусом одетая и неприступная. Она сильно страдала от присутствия по соседству своей невестки, чья беда заключалась в том, что она стала неприятна свекрови в ее несчастье — возможно, самое тяжелое проклятие, которое могло быть наложено на человека, рожденного для скорби.
Позади внушительного множества пэров в пышных париках в зале были предусмотрены места для свидетелей, и там в гордом одиночестве сидел мистер Бантер — а случай, если защита сочтет необходимым установить алиби; остальные свидетели томились в королевской гардеробной комнате, грызя пальцы и сверля глазами друг друга.
С обеих сторон выше барьера стояли скамьи для пэров, каждый из которых вправе по-своему оценивать факты и трактовать законы, а на возвышении — судейское кресло, предназначенное для председателя суда пэров.
Репортеры за своим небольшим столиком уже начали волноваться и поглядывать на часы. Приглушенный стенами и гулом разговоров, Биг Бен пробил одиннадцать медленных ударов, нагнетая тревогу и напряжение. Дверь открылась. Репортеры заволновались; совет поднялся; все встали; вдовствующая герцогиня шепталась безостановочно со своим соседом, голос которого напоминал ей о дыхании Эдема; и процессия медленно вошла внутрь, освещенная лучами зимнего света из высоких окон.
Слушания были открыты в соответствии с провозглашением тишины парламентским приставом, после которого королевский секретарь канцелярии, преклонив колено около судейского кресла, представил список Комиссии, скрепленный большой государственной печатью, председателю суда пэров[7], который, сочтя чтение списка бесполезным занятием, вернул его секретарю с большой торжественностью. Последний соответственно продолжил мрачно и утомительно читать список, предоставляя собранию возможность оценить плохую акустику палаты. Парламентский пристав провозгласил с чувством: «Боже храни короля», после чего герольдмейстер и королевский секретарь, снова преклонив колени, вручили председателю суда пэров список присяжных.