Как-то ко мне пришёл Михаил Кузьмич Карабанов — старый революционер, живущий на пенсии. Михаил Кузьмич, или дед Михаил, как его зовут окрестные голубятники, принадлежит к тем любителям птиц, для которых даже простой, ничем не примечательный «туляк» — первое животное на земле.
Как всякий истый голубятник, дед Михаил, рассуждая о птицах, никогда не говорит «я думаю», «по-моему», «мне кажется». Выражается старик всегда крайне твёрдо и определённо.
Так, увидев иного красавца почтаря, дед Михаил с сожалением смотрел на его хозяина и коротко бросал:
— Отдай в утиль.
И если хозяин пытался доказать старику, что почтарь отлично берёт высоту или идёт с нагона, Карабанов так же сухо, без улыбки, басил:
— Не темни. Плёвая птица.
Придя ко мне, Михаил Кузьмич сначала, для приличия, выпил чашку чаю и тут же, перевернув эту чашку кверху донышком, пошёл на балкон:
— Покажи свой курятник.
Первым, за кого зацепился острым не по возрасту взглядом Карабанов, был Аркашка. Дичок блаженствовал на балконе, греясь под лучами нежаркого весеннего солнца. Он раскинул сильные узкие крылья и положил на асфальт балкона свою длинноносую плосковатую голову.
Михаил Кузьмич даже поперхнулся от возмущения, увидев Аркашку:
— Это что за питекантроп такой?! — дёрнул себя за ус Карабанов. — Ты его, никак, из музея добыл?
Зная деда Михаила не первый год, я промолчал.
Но Карабанова это не устраивало. Смотря на меня в упор прищуренными глазами, он ловко схватил не ожидавшего нападения Аркашку и, грозно раздувая усы, спросил:
— В расход?
Добрейший Михаил Кузьмич, конечно, только пугал меня, и я не испытал никакого беспокойства за судьбу Аркашки.
— Дичок обходит почтарей с нагона, — сказал я деду Михаилу, — и ты напрасно хулишь хорошего голубя.
Этого только и ждал Михаил Кузьмич. Нет, он не стал произносить речей, он не ругал ни клюва, ни головы, ни ног Аркашки, он просто посмотрел на меня взглядом, полным уничтожающей иронии, и неожиданно громко и весело рассмеялся:
— Скотовод ты, братец, а не голубятник!
Это было самое сильное выражение, которое применял в подобных случаях старик Карабанов.
— Погоди, Михаил Кузьмич, — запротестовал я, — не торопись. Верно говорю: у дичка хороший ход. Можешь проверить.
— А и вправду разве? — скосил глаза Карабанов. — В голубях-то я ни шиша не смыслю. Поучиться, что ль?
Не переубедить бы ни за что упрямого старика, да тут подоспел дядя Саша.
— Здравствуй, Михайло, — сказал он, пройдя на балкон. — Всё шумишь?