Простите за столь пространное отклонение от темы. Я ведь собирался писать о тишине на опустевшем этаже административного здания, а не о связи «мерседеса» с Коперником и Гитлером. Стоит тишина. Можно наконец начать мыслительный процесс и настоящую работу. Основная часть компьютерной программы, которую я проектирую и создаю, возникла в тишине именно таких вечеров. Мне всегда хотелось объяснить это моей жене, но, сдается, я не очень-то преуспел в этом.
В такое время нет очереди к кофейному автомату на кухне нашей фирмы. Я как раз возвращался оттуда и не мог не пройти мимо двери моего французского коллеги. Я уже писал о нем в одном из писем. Вы помните? Жан-Пьер, гениальный математик, который наряду с разработкой занимательной «теории дифференциального ощущения постоянно убывающей жизни» в совершенстве овладел искусством флирта. Ни один из известных мне мужчин не соблазняет женщин так искусно, как это делает Жан-Пьер. Проходя мимо открытой двери его комнаты, я невольно задержал взгляд на длинных ногах сидевшей на его рабочем столе молодой улыбающейся брюнетки. Совсем другой, не той, что была в «последний раз», причем этот «последний раз» был не далее как три недели назад, да и была тогда, пожалуй, не брюнетка, а блондинка. А впрочем, не уверен, поди разберись в этих женщинах Жан-Пьера. Иногда я думаю, как же он все так делает и не путается в их именах. Брюнетки, блондинки, шатенки, короткие волосы, длинные, студентки, матери студенток, высокие, низкие, большая грудь, маленькая грудь… Одно объединяет всех этих женщин: рано или поздно все они посещают рабочую комнату Жан-Пьера. У меня создается впечатление, что это часть протокола: сначала математика и химия на экране компьютера и только после этого химия в постели. Впрочем, могу и ошибаться: может, сначала постель и только потом математика. Хотя эта последовательность не очень вяжется с Жан-Пьером. Для него химия играет хоть и важную роль, но все-таки второстепенную. Кроме того, он прекрасно осведомлен, что как раз мозг мужчины, а не его простата заводит женщин. Мозг Жан-Пьера — это математика.
Для Жан-Пьера она главное. Как-то раз мы разговаривали о математике, как физик и математик, и из этого разговора я узнал, что в качестве соблазнителей физики будут покруче математиков. В его устах данное утверждение приобретало совершенно особое значение и звучало довольно кокетливо. Жан-Пьер говорил, что физикой можно «увлечь массы», а математикой — довести до смертной скуки. Если физик пишет, например, о черных дырах, то в воображении «массы» встает картина, как какая-то черная дыра проглатывает звезду, и народ уже взволнован этой фантазией или даже напуган. Если бы математика попросили описать феномен черной дыры, то ему пришлось бы прибегнуть к сложному тензорному уравнению. При упоминании тензорного уравнения «масса» начинает зевать. Это невежество «массы» в отношении тензорных уравнений в глазах моего французского коллеги болезненно переживаемая несправедливость, тем более что физика ни за что не смогла бы развиться без математики. В этом я полностью согласен с моим французом. Если бы не французский математик Анри Пуанкаре (1854–1912), Эйнштейну никогда бы не удалось сформулировать самое важное и самое известное в истории человечества уравнение: Е=mc