Джоунси невольно засмеялся. Это, конечно, Даддитс, сомнений нет, но до чего же похоже на Бива!
— Давай ставь колышек, — хмыкнул он и, открыв рот, увидел, как один из колышков поднялся, подлетел к доске и встал во вторую лунку на Первой улице.
И тут его осенило:
— Ты с самого начала знал правила, верно, Даддитс? И ставил колышки как попало, чтобы позабавить нас! — При этой мысли слезы вновь брызнули из глаз. Подумать только, все эти годы они считали, будто играют с Даддитсом, а на самом деле это он играл с ними. И в тот день позади «Братьев Трекер»? Кто нашел кого? Кто кого спас?
— Двадцать один, — произнес он.
— Тридцать один за два. — Это Ловец снов. И опять невидимая рука подняла колышек и поставила на две лунки дальше. — Он заблокирован от меня, Джоунси.
— Знаю. — Джоунси сыграл тройкой.
Даддитс объявил тринадцать и Джоунси сделал ход из взятки Даддитса.
— А ты — нет. Ты можешь с ним говорить.
Джоунси сыграл двойкой и переставил колышек. Даддитс, в свою очередь, выложил карты, опустил колышек в лунку, и Джоунси подумал:
Обыгран слабоумным, как вам это нравится?
Только Даддитс не был слабоумным. Уставшим, умирающим, но не слабоумным.
Они продолжали играть, но Даддитс ушел далеко вперед, хотя это был криб Джоунси.
— Чего он хочет, Джоунси? Что ему нужно, кроме воды?
Очередное убийство. Он любит убивать, подумал Джоунси.
Но не нужно об этом. Ради Господа Бога, не нужно больше об этом.
— Бекон, — произнес Джоунси вслух. — Он любит бекон.
Он начал было тасовать карты… И замер, когда сознание наполнил Даддитс. Настоящий Даддитс, молодой, сильный, готовый к битве.
16
За спиной Генри громко застонал Даддитс. Повернувшись, Генри заметил алую, как байрум, кровь, бегущую из ноздрей. Лицо было сморщено в неестественной судороге сосредоточенности. За опущенными веками быстро вращались глазные яблоки.
— Что это с ним? — испугался Оуэн.
— Не знаю.
Даддитс закашлялся глубоким, рвущим грудь бронхиальным кашлем. Кровь веером брызг вылетала изо рта.
— Разбуди его, Генри! Ради Христа, разбуди!
Генри ответил Оуэну перепуганным взглядом. Они были почти рядом с Кеннебанкпортом, не далее чем в двадцати милях от границы с Нью-Хемпширом, в ста десяти милях от Куэббинского водохранилища. На стене офиса Джоунси висел снимок Куэббина, Генри сам видел. И еще один, летнего коттеджа в Уэйре.
— Разбуди его! Он говорит, что ему больно! Неужели не слышишь!
— Не «больно».
— А что же?
— «Бекон». Он сказал: «бекон».
17
У сущности, отныне думающей об этом, как о мистере Грее, думающей о себе, как о мистере Грее, появилась серьезная проблема, но по крайней мере оно (он) об этом знал.