Она слишком давно стала взрослой.
Мысль придала сил.
Тихо, в отдалении, вновь зазвенели, поплыли слова первого инструктажа – главное правило райской птицы, ее железный клюв и стальные когти. Выучи назубок: нет человека, у которого не может заболеть голова, и нет машины, которая не может выйти из строя… не бойся. Этот мир – на твоей стороне.
Пусть рядом нет Солнца. И без Каймана будет плохо. Но кое-что она сумеет и в одиночку.
Только сначала надо подумать.
Ватная, кисельная, густая стояла тишина. Казалось, вот-вот начнет она падать с потолка хлопьями, превращаться в снег, и покроет пол слоем легкой мертвой штукатурки, холодной как лед. Ногти на ногах стали лиловые, точно накрашенные. Спина болела.
…и зачем им живой корректор?
– Кто бы сказал – я бы не поверил, – проронил Кайман, изучающе глядя на Лилен.
– Что?! – жалобно пискнула она, обхватив себя за бока.
Таисия просила счет. Ей пришлось вызывать обслугу через принесенный дисплей: вопреки человеческой природе и всем правилам ресторанных работников, официантов «Пелагиали» совершенно не интересовала компания уральцев с боевым нуктой в роли светского пекинеса. Форс-мажор ли возник, просто заболтались друг с другом – всякие были вероятности, и одна из них реализовалась.
– Птиц поет жизнь, – коротко сказал Шеверинский, – и теперь ты чувствуешь, как это действует. Потому что это серьезно.
– А я?! Что будет со мной?! – почти вскрикнула Лилен, и Чигракова зашипела на нее.
– Не бойся, – твердо сказал Север, беря ее за руку. – Все будет хорошо. Я верю.
– Я верю, что все умрут, – скептически донеслось от Птица, – я оптимист.
Солнце медленно встал.
– Но не сейчас, – с подкупающей улыбкой объяснил Димочка. Глаза его сияли чистой огненной ненавистью. – Значительно позже. И вообще – если я положил глаз на девочку, значит, она будет моей.
– Придержи язык.
– Я Синий Птиц. Приношу счастье. Когда пою. Крети-ин…
– Ладно, – сказала Таисия, – ладно. Тише. Надо собраться с мыслями. Знаете, что я подумала? То, что мы ее отпустили – ведь это же не просто идиотизм. Это очень характерный идиотизм.
– У нее пятнадцатый уровень! – помотал головой Полетаев.
– Это не значит, что кто-то не может отработать против нее.
– Кто?!
– Кто-то, – прошелестел Димочка. – Или что-то. Понял? Не понял – значит, дурак.
– Но Ксенькины отчеты…
– Откуда ты знаешь, что Ксенька действительно прошла в их структуре до конца? И знает все?
– Птиц, – очень медленно, очень холодно и тяжело произнесла Таисия, – не каркай…
И Димочка, посерев, опустился на стул, царапая губы наманикюренными ногтями. Глаза метнулись затравленно. Синий Птиц замотал головой, укусил пальцы, и шепотом, грязным матом послал самого себя.