Поверьте, я говорю все это вовсе не для того, чтобы оправдаться. Мне никогда не забыть творившегося там, ведь это — самая большая дикость в истории цивилизованного общества. Эту войну устроили янки, это была их война, и только они должны расплачиваться за нее", — заканчивает свою горькую исповедь испанский военный летчик капитан Адольфо Луис Мартин де ла Оз.
Перевел с английского В.ОРЛОВ
Станислав Куняев “И ПРОПАЛ КАЗАК...” (Глава из новой книги)
НАД ЗАПАДНЫМ БЕРЕГОМ
Тунгуски по извилистому хребту тянется черная кромка леса, а из нее, словно кусок застывшего желтого пламени, торчит кривой месяц. Мороз к вечеру становится все гуще. Крупные звезды усыпали темное и чистое небо, недалеко на озере глухо ухает лед, оседая под собственной тяжестью. Где-то под хребтом Карун и Музгар облаивают то ли белку, то ли соболя.
Дед приподнимает голову: “До утра держать будут, утром надо бежать, Славка!” Но к утру собаки уже оказались возле зимовья — не выдержали мороза, и мы все четверо побрели на реку трясти сети, ставить крючья, блеснить из-подо льда хариусов. Карун и Музгар, широкогрудые, крепконогие лайки, крутятся возле нас, надеясь на хозяйскую щедрость. Дед бросает им подъязка, Музгар, который был ближе, потянулся к пляшущей на льду рыбешке, но Карун нахально оттеснил его плечом и схрумкал добычу.
— А что, Музгар Каруна боится?
— Нет, ён с ним не занимается!
Я не сразу понял, что значит “не занимается”. Оказалось, что Музгар просто не хочет связываться с Каруном — куска у него никогда не отберет, не гавкнет, не укусит, поскольку Карун рос при Музгаре щенком, и Музгар до сих пор относится к Каруну как к щенку — великодушно и снисходительно, хотя молодой кобель уже вымахал с медвежонка-пестуна и стал в груди, пожалуй что, пошире своего воспитателя.
Последняя сеть медленно уползала, влекомая течением, под лед. Дед разогнулся, передохнул, огляделся по сторонам.
— Однако заморочило! К вечеру снежок должон пойти. Завтра надо лоушки смотреть, соболь бегать будет по пороше...
Я понимаю, что “заморочило” — значит небо затянуло к перемене погоды. Вообще дед говорит так, что о смысле многих слов я могу только догадываться. А между прочим, мне кровен язык калужских деревень, жил я в эвакуации в костромском краю, работал в Сибири, всегда старался чутко слушать, как говорят люди. Но начнет что-то рассказывать дед — то и дело приходится переспрашивать.
— Взял я норило... — А что это такое? — Ну, жердь, которой невод подо льдом за тетиву протягиваешь... налима-то надо варить, пока не выбыгал.