Вот еще! Никто тут скрываться не собирается, но все же приятно иметь пути к отступлению. И приятно, что в нем столько чуткости. Ксении захотелось сказать ему это, однако она промолчала и в знак благодарности приложила руки к его рукам. Ладонь к ладони, палец к пальцу. И с удивлением отметила, что кисти мужа почти совпадают с ее собственными. Как странно, подумалось ей. То, что с минуту назад представлялось огромным и отвратительным, оказалось на деле небольшим и изящным.
Пока она, потупившись, привыкала к новому положению, Ракоци продолжал за ней наблюдать, почти физически ощущая, с каким трудом ей все это дается, и не зная, как снять с нее этот гнет. Колоссальная внутренняя борьба, происходившая в душе Ксении, вызвала в нем взрыв сострадания.
— Если бы я умел стирать прошлое, я бы без колебаний стер его, — сорвалось с его уст.
Она была потрясена.
— Гибель вашего батюшки? Пытки?
— Не мое прошлое. Ваше. — Ракоци наклонился и осторожно поцеловал ее в губы.
Озадаченная, она не ответила, но и не воспротивилась поцелую. Их руки были сомкнуты и опущены, их тела не соприкасались, но между ними не протиснулась бы и ложка. Осознав это, Ксения попыталась отпрянуть, но его пальцы даже не дрогнули: это были не пальцы — тиски. Она напряглась еще раз, и тиски стали разжиматься, покорные ее воле. Он весь в ее воле, поняла она вдруг и с изумлением вскинула голову.
— Это правда? Вы говорите, что думаете?
— Да. — Он кивнул.
Медленно, не сводя с него глаз, Ксения, завела его руки себе за спину и прошептала:
— Оставьте их там.
— Вы уверены? — спросил он.
Она кивнула, раздумывая, что делать дальше.
— Нам надо прижаться друг другу?
— Если вам этого хочется, — спокойно откликнулся он, но даже не шевельнулся.
Хочется?! Что значит — хочется? Хочется — перехочется! Да и хочется ли — вот вопрос. Надо признаться, ее все же тянет к этому сильному и непонятному человеку, однако… Не вполне понимая, что должно следовать за этим «однако», Ксения чуть помедлила и неуклюже прислонилась к мужу.
— Так?
— Так, — сказал он. — Но этого мало. Нужно бы и еще кое-что.
Что же? Ксения призадумалась, потом покраснела и покосилась на дверь.
— Вы хотите раздеть меня? — еле ворочая языком, спросила она.
— Нет, — усмехнулся мучитель. — Но вы бы весьма меня осчастливили, если бы сами сделали это.
— Что? — поперхнулась она, холодея от страха. — Мне раздеть вас?
Ракоци покачал головой.
— Нет, это уж точно бы походило на подвиг, а мы ведь уговорились следовать лишь вашим желаниям. Я же со своей стороны только пытаюсь вам намекнуть, что одежда порой нас стесняет и не дает нашей плоти заговорить на своем языке. А потому, если вы…