— Вы находитесь в Грановитой палате, — заговорил кротко Борис, намеренно игнорируя грубость пылкого шляхтича, — где все весьма рады приветствовать вас. Как персонально, так и в качестве представителя польского короля. — Он помолчал, как бы давая возможность вошедшему сгладить неловкость и поздороваться по всем правилам, но, ничего не дождавшись, продолжил: — Сейчас у Руси и у Польши появилась возможность отринуть старые распри. Чтобы наладить новые связи, необходимо держаться не заносчиво, а с учтивостью, особенно в присутствии нашего государя. Я полагаю, для успешного прохождения церемонии мне надлежит кое в чем вас наставить.
Заметив, что оцепеневший от изумления Зари вот-вот взорвется, Ракоци поспешил разрядить ситуацию.
— Борис Федорович — боярин, облеченный особым доверием русского государя, — сказал он увещевающим тоном, — а также тонкий знаток местного придворного этикета, о котором мы с вами, граф, имеем весьма туманное представление. Впрочем, быть может, вы уже подготовлены к встречам такого размаха, но я — нет, и хотел бы вникнуть в детали.
— Боже правый, — процедил Зари сквозь зубы.
Борис, по-прежнему игнорируя выходки шляхтича, продолжил прерванный монолог:
— В зал вы должны войти справа от графа Ракоци, но не плечом к плечу, а отставая шага на три. Вы опуститесь, как и он, на колено и будете так стоять, пока батюшка вас не отпустит.
— Ладно, — проворчал Зари пренебрежительно. — Я это сделаю, раз уж так тут заведено. — Он дернул плечом, демонстрируя свое отношение к подобным обрядам.
— Тако деется издревле, — властно сказал Борис, и глаза его грозно блеснули. — Вы, я вижу, любитель поговорить. Так вот, в зале молчите. Отвечайте только тогда, когда у вас что-нибудь спросят или когда граф даст вам знак.
Молодой офицер вскинул голову.
— Так надлежит вести себя слугам. Но я дворянин, а не слуга.
— Вы слуга, — возразил Годунов. — Все мы здесь слуги своих государей. — Он обернулся к Ракоци. — Ждать уж недолго. Слышите, шум на лестнице почти стих?
Ракоци кивком показал, что слышит, и, проводив взглядом шляхтича, отошедшего к окнам, сказал:
— Извините его, Борис Федорович. Ему, как и мне, несколько не по себе. Честь, что нам здесь хотят оказать, чересчур велика, и сознавать это без волнения трудно.
Борис улыбнулся.
— Что-то вы не походите на истомленного волнением человека. Впрочем, тревога вам на руку ей свойственно разжигать аппетит. — Он засмеялся и щелкнул пальцами. — Надеюсь, вы не упустите случая показать себя за обедом? Царь благосклонен к тем, кто любит поесть. Не забудьте только попробовать каждое блюдо, иначе он решит, будто вы опасаетесь, что вас хотят отравить.