Я была жертвой любовной лихорадки. Уж я-то понимала основной принцип его мышления. Черт побери, конечно же такое открытие — если оно вообще возможно — должно принадлежать всем!
Ясное дело, никакой премьер-министр не пойдет в областную библиотеку, чтобы ознакомиться с исследованием Мике. Максимум, на что можно было рассчитывать, это что чей-нибудь доброжелательный ассистент, который помнит Мике по прошлым заслугам, согласится полистать его каракули, чтобы понять, есть ли там стоящие мысли. И то вряд ли.
Но он так нежно о нас заботился! Было время, когда он каждый день покупал нам разные вещи в кредит или заказывал по почте. Всякие забавные, совершенно ненужные, прекрасные безделушки. Трехмесячной Белле — хрустальную корону. Мне — пуховый спальник для арктической погоды, после того как я пожаловалась, что по ночам у меня мерзнут ноги. Он купил глину всех цветов радуги и целую ночь лепил для нас украшения: гигантские фантастические жемчужины и малюсеньких зверьков с дырочками для нитки. Он говорил, что ради нас готов на все.
Только не жить вместе.
Постепенно я поняла, что надо как-то зарабатывать на жизнь. Время от времени я давала уроки рисования в разных школах, где меня дразнили Мэри Поппинс за мое непредсказуемое появление. Я брала грошовые переводы и соглашалась на еще более невыгодную работу вахтера в галерее. Я мыла лестницы в доме, где мы жили, — как раз в то время шел эксперимент с «гражданской инициативой», чтобы снизить оплату жилья. Мне постоянно приходилось отбрыкиваться от участия в проектах, которые Мике внедрял у нас дома и которые должны были принести нам небывалый доход. Продажа гербалайфа, установка дверных глазков, придумывание свадебных тостов. Потом мне предложили чуть больше полставки учителя рисования и пустячное пособие на жилье, поэтому, когда Мике исчез, я хотя бы могла планировать наши расходы.
Один взрослый и двое детей не в состоянии прожить на неполную зарплату учителя рисования, во всяком случае, если они каждый день не прочь поесть. А поскольку я отказалась взять ставку целиком, пособия мне не платили. Считается, что, если человек добровольно отказывается от полноценной зарплаты, дальше он решает свои проблемы сам. Бестолку было твердить о том, что отказываюсь я не от зарплаты, а от непосильного груза в одиночку работать весь день и при этом поддерживать нормальные условия для детей в промежутке между их поздним приходом из детсада и ранним сном, за которым следовало мытье посуды, уборка, стирка и готовка.
Алиментов от Мике получить было нельзя, поскольку никто не знал, жив ли он и если да, то где его искать. Да и что можно требовать от пропавшего отца, его даже к суду не привлечешь. Я ведь не могла доказать, что его нет, или объяснить, почему он нам не помогает. Мне становилось дурно от одной только мысли, что это придется обсуждать по телефону с дознавателем. Мне казалось, если я докажу, что Мике с нами не живет, он исчезнет навсегда.