Решено было в рекламном издании поместить иллюстрацию, которая привлекла бы взоры всех представительниц женского пола и заинтересовала бы их. Заказать эту иллюстрацию Дирк предполагал Даллас О'Маре, чью причудливую, похожую на детские каракули подпись вы могли видеть по меньшей мере под половиной рекламных иллюстраций, какие попадались вам на глаза. Паула не была в восторге от этой идеи Дирка.
– Гм! Она плохо иллюстрирует, эта Даллас О'Мара, – осторожно сказала она Дирку, – но нет ли других, получше?
– Как, она? – Дирк был изумлен. – Так это женщина! А я и не знал. Это имя могло быть и мужским с тем же успехом.
– О да, это женщина и, говорят, очень, очень интересная.
Дирк поручил вызвать к нему Даллас О'Мару. Она не отвечала на приглашение недели две. Дирк решил не ждать больше, советовался с другими художниками-специалистами по рекламе, смотрел их работы, выслушивал их проекты – никто из них его не удовлетворил. Оставалось мало времени, и он поручил своему секретарю вызвать Даллас О'Мару по телефону. Не может ли она прийти к нему сегодня же к одиннадцати часам?
– Нет, она работает до четырех у себя в студии.
– Тогда не придет ли она в контору в половине пятого?
– Да, это она может, но не лучше ли ему прийти в студию, где он увидит ее работы, различные рисунки – масло или карандаш – или белое и черное. Теперь она больше работает карандашом.
Все это было записано секретарем Дирка на доске у стола Дирка. Последний нетерпеливо швырнул окурок в пепельницу, бормоча: «Одна из проклятых артисток с настроением, которые пытаются стать великими» – и сам взял телефонную трубку.
– Соедините, мисс Роллингс, я поговорю с ней сам.
– Алло, мисс, гм, О'Мара! Это говорит мистер де Ионг. Я предпочитаю, чтобы вы ко мне пришли, и мы поговорим с вами здесь, в конторе.
– Что ж, если вы этого непременно желаете… Я полагала, что приход ваш в студию сберег бы время нам обоим. Я буду у вас в половине пятого.
Голос был низкий, медленный, словно ленивый, восхитительный голос. В нем была такая тишина, такое безмятежное спокойствие.
– Отлично, в половине пятого, – сказал Дирк отрывисто. Повесил трубку на крючок. Так и надо с ними обращаться. Ох уж эти мне сорокалетние бабы с растрепанными волосами и пачкой рисунков под мышкой.
«Баба лет сорока, с растрепанной головой и пачкой рисунков под мышкой» появилась, и о ней было доложено ровно в половине пятого. Дирк заставил ее подождать пять минут в первой комнате, так как раздражение против нее еще не улеглось. Итак, в тридцать пять минут пятого в его кабинет вошла… высокая тоненькая девушка в изящном жакетике, в обшитом мехом платье, в черной шляпке, в одно и то же время такой смелой и такой простенькой, что даже представитель мужской половины рода человеческого не мог не признать сразу же ее французского происхождения.