– С какого входа мне войти, сударыня?
– С главного… через подъезд. Другого нет.
Элизабет-Джейн вспомнила про дверь в стене, выходящую в тупик.
– Раз уж вы еще не сказали ему, куда уезжаете, вам, пожалуй, и правда лучше молчать об этом, пока вы не покинете его дома. Кто знает, а вдруг он передумает?
Элизабет-Джейн покачала головой.
– Этого я не боюсь, – проговорила она печально. – Он ко мне совсем охладел.
– Прекрасно. Так, значит, в шесть часов.
Когда они вышли на дорогу и стали прощаться, подул такой сильный ветер, что им с трудом удавалось удерживать гнущиеся зонты. Тем не менее, проходя мимо ворот зернового склада, дама заглянула в них и на мгновение остановилась. Но во дворе никого не было, только стояли стога, горбатый амбар, покрытый мхом, как подушками, да высокое зернохранилище перед колокольней, на шпиле которой веревка все еще хлопала о флагшток.
Хенчард и не подозревал, что Элизабет-Джейн уедет так скоро. Вернувшись домой около шести часов и увидев перед подъездом карету из «Королевского герба», а в этой карете свою падчерицу со всеми ее корзинками и сумочками, он не скрыл своего удивления.
– Но вы же позволили мне уехать, отец!.. – объяснила Элизабет-Джейн, высунувшись в окно кареты.
– Позволил!.. Ну да, конечно. Но я думал, что ты собираешься уехать через месяц или в будущем году. Черт возьми… Оказывается, ты времени зря не теряешь, как говорится, хватаешь его за вихор! Вот как ты отблагодарила меня за все мои заботы о тебе!
– Ах, отец! Можно ли так говорить? Это несправедливо! – возразила она горячо.
– Ну, ладно, ладно, поступай как знаешь, – отозвался он.
Он вошел в дом и, увидев, что еще не все вещи Элизабет снесены вниз, поднялся в ее комнату, чтобы присмотреть за переноской. Он не был в этой комнате с тех пор, как Элизабет-Джейн заняла ее. Здесь еще оставались следы ее тяги к самообразованию, ее стараний украсить свой уголок: книги, рисунки, географические карты, скромные безделушки. Хенчард ничего не знал об этих попытках. Он посмотрел на все это, внезапно повернулся и спустился на крыльцо.
– Послушай, не уезжай от меня! – начал он изменившимся голосом (он уже никогда не называл ее по имени). – Может быть, я говорил с тобой грубо… но из-за тебя я пережил много тяжких дней… была тому причина.
– Из-за меня? – спросила она, очень встревоженная. – Что же я сделала?
– Я сейчас не могу тебе этого сказать. Однако, если ты останешься и будешь по-прежнему жить у меня как моя дочь, я со временем скажу тебе все.
Но его предложение запоздало на десять минут. Элизабет-жейн сидела в карете, а мысленно уже находилась в доме той женщины, которой была так очарована.