С этого дня и часа стало ясно, что урожай все-таки не будет обильным. Если бы Хенчард подождал подольше, он хоть и не получил бы прибыли, но, по крайней мере, избежал бы убытка. Однако его импульсивной натуре было чуждо терпение. Когда же стрелка весов повернула вспять, он замолк. Теперь он все больше склонялся к мысли, что какая-то неведомая сила действует против него.
«А что, если… – спрашивал он себя с суеверным страхом, – а что, если кто-то растопил мое восковое изображение или вскипятил бесовское зелье, чтобы меня погубить! Я не верю в колдовские силы, но… а что, если все-таки кто-то проделал это?» Однако даже он не допускал мысли, чтобы этим злодеем – если таковой действительно существовал – мог быть Фарфрэ. Суеверие овладевало им в одинокие часы гнетущего уныния, когда ему изменяла практическая сметка.
Между тем Дональд Фарфрэ преуспевал. Он делал закупки, когда на рынке цены катились вниз; когда же они стали немного устойчивее, его небольшой запас золота превратился в целую кучу.
– Этак он скоро в мэры выскочит! – говорил Хенчард.
Кому-кому, а Хенчарду поистине нелегко было плестить за триумфальной колесницей, в которой этот человек направлялся к Капитолию.
Соперничали хозяева, стали соперничать и их работники.
Сентябрьские вечерние тени окутали Кэстербридж; часы пробили половину девятого, и взошла луна. Для такого сравнительно раннего часа улицы города были необычно тихи. Внезапно зазвенели бубенцы на упряжи и раздался грохот тяжелых колес. Сердитые голоса ворвались с улицы в дом Люсетты, и она вместе с Элизабет-Джейн подбежала к окнам и подняла шторы.
Расположенные напротив торговые ряды и городская ратуша примыкали к церкви, но их нижний этаж отделялся от нее крытым проездом, выходившим на просторную площадь, которая носила название «Бычий столб». В середине ее возвышался каменный столб, к которому в старину привязывали волов и, перед тем как отвести их на ближние бойни, травили собаками, чтобы говядина была мягче. Обычно гурты стояли здесь в углу.
Ведущий на эту площадь проезд был сейчас забит двумя запряженными четверней цугом повозками, одна из которых была нагружена тюками сена: передние лошади не смогли разминуться и, зацепившись друг за друга сбруей, остановились – голова к хвосту. Порожние повозки, пожалуй, смогли бы разъехаться, но на одной сено громоздилось до уровня второго этажа, и разъехаться им было невозможно.
– Ты это нарочно! – орал возчик Фарфрэ. – В такую ночь бубенцы моих коней за полмили слышны!
– А ты бы получше на дорогу смотрел, а не лез напролом, разинув рот, вот бы ты меня и увидел! – возражал разгневанный представитель Хенчарда.