Мальчик ушел, а Хенчард пробормотал:
– Желают, чтобы он был здесь хозяином… еще чего захотели!
И он отправился в Дарновер. По дороге он нагнал Фарфрэ. Они пошли вместе, причем Хенчард не отрывал глаз от земли.
– Вам сегодня не по себе? – осведомился Фарфрэ.
– Нет, я совершенно здоров, – ответил Хенчард.
– Однако вы немного не в духе… правда? Но сегодня ведь не на что сетовать! То сено, что мы вывезли из Блекморской долины, оказалось великолепным. Кстати, дарноверцы хотят оценить свое сено.
– Да. Я иду туда.
– Я пойду с вами.
Хенчард не ответил, и Дональд принялся негромко напевать песню, но, подойдя к дому покойного фермера, спохватился и сказал:
– Что это я! У них отец умер, а я тут песни распеваю. И как это меня угораздило позабыть?
– А вы очень боитесь, как бы кого-нибудь не обидеть? – заметил Хенчард, криво усмехаясь. – Ну, конечно… я знаю… особенно меня!
– Простите, если я вас обидел, сэр, – отозвался Дональд, остановившись, и на лице его отразилось раскаяние. – Но почему вы так говорите… и думаете?
Туча, омрачавшая чело Хенчарда, рассеялась, и, когда Дональд умолк, хозяин повернулся к нему, глядя не столько ему в лицо, сколько на грудь.
– Я кое-что слышал, и это меня раздосадовало, – сказал он. – Поэтому я говорил с вами резко, позабыв о том, какой вы на самом деле. Вот что: не стану я здесь возиться с этим сеном… вы, Фарфрэ, сумеете справиться лучше меня. К тому же они ведь послали за вами. Мне надо попасть на заседание городского совета в одиннадцать, а сейчас уже около этого.
Так они расстались, восстановив свои дружеские отношения, и Фарфрэ не стал расспрашивать, что значат не совсем для него понятные слова Хенчарда. А Хенчард опять успокоился, но все же с тех пор всегда думал о Дональде с каким-то смутным опасением и часто жалел, что раскрыл перед ним всю душу и посвятил его в свою тайну.
Вот почему Хенчард мало-помалу стал более сухо обращаться с Дональдом. Он был вежлив с ним, преувеличенно вежлив, и Фарфрэ изумлялся, впервые заметив, как хорошо воспитан его хозяин, которого он до сих пор считал искрзиним и сердечным, но несдержанным. Теперь Хенчард лишь очень редко клал руку на плечо молодого человека, чуть не пригибая его к земле грузом своих дружеских чувств. Он перестал ходить на квартиру к Дональду и кричать в коридоре:
– Эй, Фарфрэ, дружище, идем к нам обедать, нечего здесь сидеть одному взаперти!
Но в их деловых отношениях не изменилось почти ничего.
Так шла их жизнь до того времени, пока по всей стране не было предложено устроить народные гулянья, чтобы отпраздновать одно важное событие, которое произошло недавно.