«Это надо было видеть Аленка!» — невнятно рассказывал он ей, с аппетитом запихивая в рот круто посыпанную солью горячую картофелину. — «Я только потом понял, что пережили пьяненькие местные рыбаки! Представь себе их реакцию, когда в кромешной тьме из-под лодки поднимается на поверхность нечто совершенно черное и непонятное, окруженное ореолом ослепительного света. Да еще и спрашивает ужасным нечеловеческим голосом о клеве…». «У них, случайно, инфаркт не случился?» — смеясь, спросила Алена. «Судя по тому, как они улепетывали, что было сил, налегая на весла — нет» — успокоил ее, все еще хохоча, Муромцев.
«Жаль, что так все выходит», — думала Алена, еще плотнее закутываясь в простыню. — «Как было хорошо с ним на охоте». Хотя ей с Сергеем было везде хорошо. Особенно вначале. Особенно в ту, самую первую их ночь. В стройотряде… Спали они в большом, не убранном еще стоге сена на берегу Дона. Утро было прохладным, и она, выскользнув из его сонных объятий не одеваясь, пошла прямо по скошенной траве к близкому берегу, над которым клубился не то пар, не то утренний туман. Вода была очень теплой и Алена с наслаждением окунулась в нее. Когда минут через десять она, осторожно ступая по влажной от росы траве, подошла к стогу, Сергей не спал. Вертя головой с торчащими во всклокоченных волосах травинками, Муромцев пытался понять, куда подевалась Алена.
— Уже проснулся?
Обернувшись на голос, Сергей нашел ее стоящей внизу старательно отжимающей с волос остатки воды. Склоняя голову к плечу, Алена не спеша проводила по ним руками и, прохладные на остывшем за ночь воздухе капли речной воды, стекали по ее загорелым плечам, быстро, как бы стыдясь, сбегали по аккуратной девичьей груди с небольшими темными, задорно торчащими сосками и дальше по почти шоколадному плоскому животу к мокрым стройным ногам.
— Ты… уходишь?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто искупалась. Хочешь, пойдем еще раз? Вместе.
У Сергея не было желания выбираться из их теплого, пахнущего разнотравьем ночного лежбища и он протянул ей руку:
— Иди сюда…
Тогда она ловко вскарабкалась наверх и склонилась к Сергею, прикоснувшись к его щекам холодными мокрыми ладонями, заслоняя весь мир опавшей тяжестью влажных волос.
— Я люблю тебя, Аленка…
— Я тебя тоже, — неожиданно для нее самой вырвались из груди эти такие простые слова, которые зачастую сложно произнести именно самому дорогому для тебя человеку.
В полумраке прохладная и одновременно горячая, с румянцем на скулах Алена была удивительно хороша. Сергей заглянул в ее веселые карие глаза, смотревшие на него с каким-то отчаянием, и спросил: