Так я жил когда-то.
Быть может, вы скажете, что я отвлекаюсь, что я забываю о главном — об этой странной берилловой истории? Будьте спокойны, я не забыл о берилле. Я скоро снова вернусь к главной нити повествования, но прежде мне хочется представить вам еще двух действующих лиц. Они играют важную роль в дальнейшем развитии событий, хотя и не становятся первостепенными, главными героями.
Итак, мои каникулярные дни текли мирно, и ничего особенного в моей жизни не происходило. Ничего особенного — пока однажды утром я не сделал чудесного открытия. И, как это всегда бывает с великими открытиями, истина явилась во всем своем блеске неожиданно и совсем просто, без долгих предисловий и лирических введений.
Я шел к дровяному сараю, чтоб наколоть дров, и вдруг услышал, что кто-то из соседей достает воду. Я догадался об этом по резкому скрипу ворота. Бай Димо был вдовец, жил одиноко, и в его доме все скрипело — некому было смазать дегтем даже ворот у колодца. Я давно собирался сделать это для соседа, но все не хватало времени. Услышав, что кто-то вытягивает цепь, я заглянул через плетень. Просто так, без особого любопытства. Бай Димо был человек суровый — мне и в голову не приходило с ним заговаривать. Но я все же заглянул.
У колодца стоял не бай Димо. Воду доставала его дочь Теменужка. У него была только одна дочь.
Я, конечно, знал Теменужку, мы ведь с ней соседи. Она была на год моложе меня. Девочка как девочка. Тетка мне говорила, что отец записал ее в земледельческое училище. Ну что ж, пусть учится в земледельческом училище — хозяйству нужны подготовленные специалисты, не так ли?
Но у меня были свои заботы, и я ее не замечал. Да и к агротехнике я никогда не испытывал особого влечения. Я вам уже рассказывал, что я плохо переношу запах горючего.
Отец мой часто употребляет слово «совокупность». Я тоже люблю это слово. Так вот, по совокупности всех этих причин я не обращал внимания на Теменужку.
Но в тот миг, когда я увидел ее через плетень, совокупность обратилась в пустой звук, и все мое внимание, как птичка, вырвавшаяся из клетки, устремилось к девушке. Девушка стояла у колодца; солнце, только что поднявшееся над персиковым деревом, освещало ее светло-русые волосы, и они блестели, как шелковая пряжа, сияли в мягких утренних лучах, словно посыпанные каким-то золотым порошком.
Видно было, что она только что встала — по рубашке, смявшейся около шеи, по ситцевой юбчонке, из которой она давно уже выросла. Теменужка показалась мне тоненькой-тоненькой, а кожа на коленях у нее была молочно-белая, как будто на загорелые икры она надела чистые, не знавшие прикосновений белые наколенники.