– Анька, ты же никогда…
– Прости, подруга, вырвалось, – улыбнулась Аня и повернулась к Лельке: – Так что ты, мать твою, ему рассказала?
Лелька никогда не видела Анну такой рассерженной и невольно опустила глаза.
– Ну, про подземелье, про клад… – Она замолчала, вжав голову в плечи. Злая, напуганная и в то же время упрямая, она глотала злые слезы. Нурия закрыла глаза, словно поступок девочки причинил ей боль.
– Это еще не все, – тихо проговорила она. Анна и сама уже поняла, в чем дело. Бумаги, лежащие на столе, которые Аня поначалу не разглядела из-за своей близорукости, оказались посланием пастора Барроуса. Рука Вангелиса по-хозяйски лежала на них, словно тяжелая печать. Последние реплики ускользнули от его понимания, так как были произнесены на русском, и теперь он растерянно посматривал на женщин, ожидая, что кто-нибудь объяснит ему, что происходит. Но им было не до него.
– Простите, но, мне кажется, я мог бы быть вам полезен, – негромко сказал парень, обращаясь к Анне. Она скривилась.
– В России, когда кажется, принято креститься, – пробормотала она.
– Простите?
– О какой пользе речь? – спросила Аня, переходя на английский.
– Леля показала мне документы. Они уникальны!
– Да, – кивнула Анна рассеянно.
– Нет, вы не понимаете! Вы сделали ошибку!
– Это точно! – усмехнулась Анна, поворачиваясь к Леле. – Надо было тебя просто связать, моя девочка, и запереть на ключ, – прибавила она на русском. Лелька, нервно улыбнувшись, дернула плечом и бросила с вызовом:
– Вы сами виноваты. Ты, мама, в первую очередь! Это ты твердила, что Вангелис использует меня словно игрушку, потому что он богач. Теперь я тоже стану богатой, и ты не сможешь запретить мне встречаться с ним. Вот поэтому ты и бесишься. И еще потому, что Вангелис оказался умнее вас обеих!
Слова, полные обиды и горечи, звучали невнятно, но больно ранили Нурию и вызвали возмущение Анны. Вангелис же понимал только то, что Лелька обижена и расстроена, поэтому он накрыл ее руку своей ладонью, как бы желая защитить. Этот жест, одновременно трогательный и смелый, неожиданно произвел на Анну впечатление. Она слегка вскинула брови, взглянув на юношу более внимательно. Он выдержал ее взгляд, что, по правде говоря, удавалось немногим, и она вдруг улыбнулась, на этот раз искренне. И больше не смотрела на Лельку, которая, всхлипывая и продолжая бормотать что-то неразборчивое, уткнулась Вангелису в плечо, ожидая сочувствия. Анну интересовал Вангелис: ее пронзительно-голубые глаза требовательно разглядывали красивое, открытое лицо юноши, и, судя по тому, что лед в них начал таять, ей было по душе то, что она видела.