«То никого, то вдруг целая делегация», – недовольно подумала она, чуть отступив. И вовремя. Еще немного – и мужчина попросту бы сшиб ее, так как смотрел куда-то мимо девушки и вряд ли ее видел. Мужчина был похож на громадного узколобого неандертальца, густо поросшего жесткой щетиной, которая выглядела совершенно одинаково как на его лице, так и на руках. Впрочем, волосы, если можно назвать этим привычным словом давно не чесанную гриву на его голове, стоящую дыбом, выглядели такими же жесткими и черными, только намного длиннее недельной щетины на квадратном подбородке. Анна успела заметить, что при появлении этого неповоротливого, здоровенного мужика с огромными кулаками и длиннющими ручищами Керри как-то съежилась и мелко задрожала.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнул мужлан так, что по залам прокатилось эхо. От этого рева вздрогнула уже не только Керри, к которой он обращался, но и Анна. Даже невозмутимая Дороти слегка отступила назад.
– Доброе утро, мистер Патнэм, – произнесла она.
Патнэм, которого как-то неловко, на Анин взгляд, было называть мистером, даже головы в ее сторону не повернул. То, что он пробормотал себе под нос, больше всего напоминало ворчание рассерженного дикого зверя, а слов Анна вообще не разобрала.
– Немедленно в дом! – продолжал бушевать Патнэм. Керри вжала голову в плечи и опрометью бросилась к дверям музея. До слуха Ани донеслись всхлипывания несчастной девушки. – И ни шагу до моего возвращения! – проорал вдогонку ее папаша, после чего повернулся к обеим женщинам, сверля их более чем недружелюбным взглядом. Будь у Ани нервы послабее, она бы даже назвала его угрожающим.
– Простите, вы хозяин этого музея? – спросила она, преодолевая робость. Он посмотрел на нее так, словно только что заметил, и прорычал:
– Ну?
– Я вошла сюда, никого не встретив, и поэтому не приобрела входного билета. Не подскажете, кому я могу заплатить?
– Два доллара, – заявил неандерталец.
Анна сунула пятидолларовую купюру – мельче у нее не нашлось – в лопатообразную ладонь. Вопрос о сдаче отпал как-то сам собой. Как ни хотелось ей побеседовать со смотрителем музея, она поняла, что момент сейчас не совсем подходящий, и быстро вышла на улицу. Мисс Спарк последовала за ней. Анна слышала, как та, игнорируя хамское обращение грубияна, вежливо попрощалась с ним. Что он ей ответил, Аня не разобрала, но подозревала, что слышать было попросту нечего.
По улице обе женщины продолжали идти рядом – Анну больше не раздражало присутствие чрезмерно общительной дамы. Мысли, возникшие в ее голове после того, как она обнаружила, что Сара Ингерсол – всего лишь восковая кукла, «живущая» в музее и вряд ли способная назначать кому бы то ни было свидания, были самыми разными. Хотя и этому могло быть объяснение. Во-первых, кто-то мог использовать имя исторического персонажа с сомнительной репутацией в качестве псевдонима. В этом случае все объяснялось легко и просто. Правда, совершенно непонятно, кто скрывался за этим псевдонимом. Но кто бы он ни был, профессор очень хотел с ним встретиться, хотел настолько сильно, что даже оставил весьма непрезентабельное на вид послание среди своих бумаг вместо того, чтобы отправить его в корзину. Скорее всего, Хаскинсу было известно, кто скрывается за этим псевдонимом, либо для него несомненно имело значение нечто, что мог этот человек сообщить ему. Ведь недаром немолодой уже профессор помчался в крошечный городок после десятилетнего перерыва. В том, что это было связано со встречей в музее восковых фигур, Анна почти не сомневалась.