— Во-первых, с вами двое военных, а во-вторых… — мужчина мягко улыбнулся. — То, с чем всю жизнь сражался этот спецназ и с чем они ожидали встретиться — это еще не зло, это лишь его следствие. То, с чем боролся всю жизнь ты — вот настоящее зло, и кроме тебя распознать его больше никто не сможет. И физическая сила здесь бесполезна, а оружие — просто для ощущения безопасности и поддержки чувства собственной значимости.
Основатель протянул руку в надежде, что Викториус согласится ее пожать…
— Так что, береги этих людей… солдат.
…И он не ошибся. Священник, недовольный и злой, но явно понимающий, о чем идет речь, продолжая сопротивляться, но, все-таки не желая менять эту белую, покрытую изнутри пенопластом или чем-то еще, и, как будто, родную комнату на чуждый, ужасающе серый с оттенками черного, мир — ответил рукопожатием, и хотя бы на мгновение, пусть и с долей сомнений, почувствовал себя действительно кому-то нужным. Как всегда, он старался не относиться к этим словам серьезно, но, как всегда, он запомнил каждое из них, и каждое из них обдумывал, проговаривая в своей голове раз за разом сейчас и — точно знал — будет проговаривать в будущем. И, как всегда, он шел туда, куда не решились бы идти другие, понимая, что его непременно ждут неприятности.
— А теперь хорошенько выспись. Возможно, это будет последний раз в твоей жизни. — произнес Основатель и вышел из комнаты.
12.
Мощный мотор грузового вертолета, производя шум и вибрации по всему корпусу, казалось, передавал их по натянутым нервам, и весь организм начинал трястись в такт среднечастотным механическим колебаниям — не понятно от чего больше: от работы двигателя, или от волнения. Так чувствовал себя священник с застегнутой на теле кожаной кобурой, в которой лежал пистолет, и который, как понимал священник, лично ему, навряд ли, пригодится.
С одной стороны, Викториус был спокоен — его нервная система, пережив критическую ситуацию, надорвалась, и сейчас тормозила любые эмоциональные отклонения от прямой апатии и безразличия. С другой же стороны — ему предстояла работа, а это значит, что опять — ответственность, беспокойство, страх, сомнения и война. Его психика требовала тишины, но тишины не изнуряющей и не заставляющей что-то терпеть, а абсолютной, не требующей чувств и ожидания чего-либо, сонной, бездейственной тишины. Поэтому он достаточно скептически относился ко всему, что с ним в данный момент происходило, и старался лишь полностью расслабиться, избавившись от волнения и чувства необходимости что-либо делать. Именно этим он и занимался на протяжении всего полета, с интересом разглядывая в иллюминатор невероятно красивый ландшафт местности, которую приходилось пересекать по воздуху.