– Невеселые дела, Джимхокинс… – сказал Абдаллах сочувственно.
– Да уж…
– А вот скажи ты мне, Джимхокинс… Вы – пираты были или просто контрабандисты?
Мазур резко вскинул голову, уставился на собеседника без малейшей симпатии. Нахмурясь, спросил:
– Что это вам взбрело в голову, староста?
– Да это не мне взбрело, мой неожиданный друг Джимхокинс… – сказал староста охотно. – Это полиции в голову взбрело. Вчера к обеду приплыла полиция из Лабанабуджо. Трое обыкновенных полицейских, один начальник, даже с золотыми листиками на плечах, и один в простой одежде – но это тоже полицейский, глаза так и зыркают, дай ему волю, всех увезет в тюрьму…
– И что?
– Очень долго расспрашивали про твой пароход, – сказал староста. – Серый такой, с синей полосой, с синей трубой… Не причаливал ли где-нибудь к берегу, не сгружал ли что-то и не брал ли на борт, не появлялись ли в деревне чужие люди и не было ли у них при себе оружия… Знаешь, Джимхокинс, мы живем на бойком месте. У нас тут проплывает всякий народ… Я в свои годы многое видел – и уж, будь уверен, знаю, про кого так вот расспрашивают. Так просто начальники с золотом на плечах в нашу глушь не поедут… Вот мне и стало интересно – вы были пираты или просто возили контрабанду? Ты не стесняйся, Джимхокинс, мы тут люди простые, без всяких предрассудков… Мало ли как люди зарабатывают себе на жизнь. Кто я такой, чтобы осуждать незнакомых людей из других мест? Лишь бы наших людей не обижали… а вы не обижали, вы плыли себе мимо по своим делам, да вот неприятность приключилась…
– Значит, они меня не видели? – подумал Мазур вслух.
– А зачем им тебя видеть? – хитро прищурился староста. – Если бы они тебя увидели, чует мое сердце, обязательно увезли бы в тюрьму на Лабанабуджо. А в тюрьме неуютно, правда? Я прикрикнул на людей, и они поняли, что никогда тебя не видели… Мы тебя спрятали в лесу, подальше от деревни, ты все равно ничего не соображал, только мычал что-то, блевал и мочился.
– Ты, должно быть, добрый человек, староста… – усмехнулся Мазур.
– Я – умный человек. Много прожил, – сказал староста, щурясь. – У меня под началом десять деревень и еще две… О многом приходится думать. Жизнь тяжелая, нужно как-то… это… изобретаться… Они бы не просто увезли тебя в тюрьму – они бы у нас тут торчали не один день, целой стаей, сожрали бы все, что есть, мучили бы всех вопросами, глядишь, еще кого-нибудь прихватили бы в тюрьму. Вдруг им пришло бы в голову, что у нас с вашим кораблем какие-то дела? Мало ли что они захотят наплести своему начальству, чтобы получить на плечи новые золотые листики… Зачем мне с ними связываться? Одни неприятности для людей и острова… Я же тебе говорю – жить нужно в мире со всеми, мало ли как люди зарабатывают себе на жизнь… Если меня не обижают, я тоже никого не обижу…