К несчастью, на этом дело не кончилось. Прошло совсем немного времени, и новоиспеченному кардиналу была предложена, и без колебаний принята, еще одна епархия — на этот раз Виченца; и вскоре после этого, летом 1627 года, двое других сыновей дожа смогли добиться избрания в качестве zonta — и снова с вопиющим нарушением существующего закона.
Именно в этот момент Реньеро Дзено вернулся в Венецию и принял на себя обязанности в Совете десяти. К октябрю он был уже одним из трех глав совета. (Быстрота его продвижения объясняется тем фактом, что capi занимали должность только в течение месяца до следующих выборов.) Немедленно он послал за avogadori di comun — государственными прокурорами, — показал им соответствующие законы и потребовал, чтобы выборы zonta были объявлены недействительными. Avogadori согласились — им больше ничего не оставалось, — но прежде чем они начали действовать, их опередил сам дож, который выдвинул такое же требование, заявляя, что ни он, ни его советники не понимали полностью ограничений закона; иначе они никогда не позволили бы выборам состояться. 27 октября выборы были аннулированы. На этом большинство других людей удовлетворилось бы и оставило это дело, но не Реньеро Дзено. В тот же самый день, незадолго до того, как собрался сенат, он послал дожу просьбу уделить ему, как главе Совета десяти, несколько минут наедине. Корнаро согласился, но настоял на присутствии синьории. Затем Дзено, выказывая любезность и почтение, указал, что, будучи capo, имеет особую обязанность убедиться в правильном соблюдении promissione[289] дожа, и зачитал официальное предупреждение, в котором изложил все подробности соответствующих законов и дал полное описание того, как именно они были нарушены, добавив для лучшей оценки детальное описание одного или двух менее значительных нарушений, которые были выявлены во время его расследования.
Джованни Корнаро был терпелив. Он молча выслушал, дал короткий, но не менее любезный ответ и отправился в зал сената, где должны были избрать двух новых членов вместо его сыновей. Но Дзено, все еще неудовлетворенный, теперь потребовал перед сенатом, чтобы его предупреждение было официально занесено в записи канцелярии дожа — шаг, который был бы практически равносилен его обнародованию. Требование было гневно отклонено. Дож Корнаро мог в прошлом действовать неразумно; но ему было почти семьдесят семь, его везде уважали, и он сам исправил свой в конце концов очень незначительный проступок. Это требование не только оставило бы неискоренимое и незаслуженное пятно на его репутации; оно нанесло бы серьезный, даже опасный удар авторитету дожа. Но к тому времени Дзено поднялся на трибуну, с которой энергично и решительно принялся обосновывать свое предложение. Он утверждал, что иначе никак нельзя предотвратить подобные злоупотребления в будущем. Венеция больше не может подвергаться столь бесчестным интригам со стороны Рима, который пытается с помощью титулов и бенефиций подкупить даже самых влиятельных ее граждан. Закон существует, чтобы защитить государство: по какой другой причине священнослужители могут попасть под действие особых поправок? Подобным же образом, зачем нужны ограничения для деятельности родственников дожа? Именно по причине возможного влияния на них иностранных держав они исключены из сената, а также по причине их особых финансовых возможностей они не допускаются к коммерческим делам.