Бершов цепляет веревку и начинает подтягиваться... Мне показалось, будто раздался щелчок, хотя на таком расстоянии услышать его невозможно. Зато хорошо было видно, как из гнезда пробкой выскочила втулка. Сергей пролетел метра полтора-два и задержался. Kaжется, столько же и в том же направлении пролетело мое сердце...
Еще попытка. Снова подтягивание и... снова срыв. На этот раз пострашней — Сергей падал не менее восьми метров. На страховке стоял Толя. Напружившись, сложившись пополам, упираясь ногами в камень, он принял рывок, качнулся вперед под его действием, но выдержал. Бершов отступил — как потом он рассказывал — впервые за свою восходительскую жизнь. Его подменил Майк Уорбертон. Та же операция и тот же результат. Еще попытка. Снова срыв — опасный, глубокий. Майк болтается на веревке и что-то кричит.
Бершов и Непомнящий благополучно вытягивают его на полку. Я отрываю от глаз трубу и смотрю на Алана. Он пожимает плечами.
— Не понимаю этих мальчишек! — говорит он.
— Зачем им понадобились такие опасные эксперименты?!
— Почему эксперименты? Какие эксперименты? — спрашивает Гракович.
— Потому что нечего выдумывать, нужно проходить этот участок обычным способом.
— Ничего не понимаю, — встрепенулся Онищенко. — Валентин, ты что-нибудь слышал там, наверху, про обычный способ?
— Увы, нет. Алан, что имеется в виду под обычным способом?
— У Майка в кармане должны быть «крабы». Он хорошо знает, что без них там пройти невозможно. Об этом сказано в инструкции... Я думал, это инициатива Бершова — сделать попытку пройти в галошах. Возможно, он хочет рекламировать их как альпинистскую суперобувь, — шутливо добавил Стэк.
А наверху в этот момент Уорбертон подтверждал правдивость своего патрона. Майк достал маленький, похожий на рыболовный, крючок и передал его Сергею. Американцы называют его «небесный крюк». Острый конец из легированной стали хорошо держит, зацепившись даже за едва уловимый глазом, миллиметровый выступ. Сергей снова начал подъем. И теперь, дойдя до злополучного места, с артистической легкостью одолел его за несколько минут. У меня не выходил из головы вопрос: почему Майк умолчал о «крабах»? Чем больше думал, тем больше приходил к выводу: из альпинистской дерзости, из желания опровергнуть традиционное отношение к этому участку, доказать, что невозможное возможно. Он исключительно высоко оценил альпинистский талант Сережи (потом они стали большими друзьями) и решил не упустить редкий момент совместной работы с сильнейшим восходителем. Молодой американец счел, что лучше пока скрыть существование «крабов» — пусть, мол, думает, что по-другому пройти здесь нельзя. Это повысит его упорство.