Ну вот и объяснение второго выстрела. Я поинтересовался:
– А где он сейчас?
– Дель Рьеко? Понятия не имею.
– Нет, Шарриак…
– Тоже не знаю. Он ищет нас. У тебя есть план?
Нет, на этот раз планов у нас не было. Разве что идти прямо и стрелять во все, что движется. Я протянул Мастрони двустволку, оставив себе карабин с оптическим прицелом. Взяв ее, он погладил стволы, опробовал прицел. Я с удивлением смотрел на Мастрони: у него был вид знатока.
– С этим будет получше, – удовлетворенно произнес он. – А то чувствуешь себя голым. Что все-таки произошло? Он свихнулся неожиданно?
– Положим, все плохо обернулось. Мы вошли в последнюю фазу. Прямое столкновение… Более откровенное, вот…
– Да… – протянул Мастрони. – Можно и так посмотреть… В какой-то момент занесло, да? Знаешь, когда попадаешь на обледенелый участок, руль не слушается, и, если у тебя нет сноровки и неважные рефлексы, тебя начинает крутить, а потом врезаешься в стену. Так?
У меня не было времени и желания дискутировать о технике вождения. Я не ответил. Мастрони задумчиво опустил голову и продолжил:
– Может быть, заносить стало с самого начала. Слишком быстро мчались по обледенелой дороге. В общем, что случилось, то случилось. Что будем делать?
– На нас напали, будем защищаться. А что же еще?
Вмешалась Лоранс; между ее бровей пролегла тревожная складка.
– Послушайте, вы должны остановиться, – повторила она. – Вы думаете, что они сошли с ума и хотят вас убить, а они считают, что сумасшедший – вы и хотите их убить… Ведь должен же быть какой-то способ договориться, правда?
– Все войны начинались с этого, дорогуша, – отечески произнес Мастрони. – Когда проливается кровь, уже поздно отступать. Мы не верим друг другу, вы понимаете?
Я удержался от улыбки. Действительно, доверие мы утратили. А по правде говоря, его никогда и не было.
Присутствие крепкого и спокойного Мастрони меня приободрило. Странно, но и раны мои уже не так болели.
Лоранс предприняла последнюю попытку:
– Останьтесь здесь. Забаррикадируйтесь, и подождем рассвета. Кто-нибудь да предупредит полицию.
Я два-три раза сглотнул. Наверное, я ко всему прочему еще и простудился под дождем.
– О, полиция… Да они потащат всех без разбору. А потом – суд, – протянул я. – Как и большинство французов, я не доверяю правосудию своей страны. Нет уж, я все смету, и останется только одна версия – моя. Шарриак думает так же. Пули, попавшие в Пинетти и Хирша, вылетели из его ружья. Меня он не пощадит. Он должен заставить меня замолчать. Другой цели у него нет. Он мыслит логически, следовательно, он предсказуем.