Анжелика заметила, что только мавританка, хотя и весьма любезная и миловидная, осталась словно позабытая всеми. Матросы Колена Патюреля, настроившись на благопристойный лад, вовсе не хотели, ухаживая за метиской, напоминать о былом пристрастии, — во время своих странствий — к островитянкам.
Анжелика вознамерилась было подойти к ней, чтобы развлечь ее и поручить заботам молодых девиц Голдсборо, но Жан ле Куеннек опередил графиню и, заметив одиночество мавританки, заговорил с ней.
— Умеете ли вы говорить по-французски, сударыня?
— Конечно же! — воскликнула та. — Я была воспитана в монастыре урсулинок в Нейи неподалеку от Парижа, я умею читать и вести беседу в обществе.
— Вы наполнили мое сердце радостью, — заверил ее славный парень. — Желаете ли вы выпить пива, лимонада или же немного испанского вина для увеселения души?
— Испанского вина, — сказала девушка, вновь обретая свою улыбку.
Герцогиня, стоявшая рядом с Анжеликой, наблюдала за этой уловкой.
— Молодой человек очень добр, обратив внимание на это дитя, — вздохнув, заметила она. — Моя бедная мавританка! Мне не хотелось брать на себя заботу о ее судьбе, но моя подруга, маркиза де Роканкур, всячески настаивала, чтобы я» занялась ею. Не знаю, найдутся ли на нее желающие в Квебеке; мне ее жаль, ибо я привязалась к ней. На худой конец, она всегда сможет уйти в монастырь и стать там монашкой, которая занята на грубой работе. Она выше всяких похвал.
Как вспышка молнии, пронзила Анжелику мысль о незаконных детях знатных дам, погрязших в разврате. Прижитых ими от мавров-лакеев младенцев упрятывали за монастырские стены или же слуги продавали их в корзинах во Дворе чудес.
— О чем вы задумались? — спросила герцогиня, положив руку ей на запястье.
— Ни о чем определенном, — ответила Анжелика, встряхнув головой, чтобы отогнать эти воспоминания.
Париж и его порочные нравы были далеко. Амбруазина внимательно вглядывалась в нее своими огромными янтарными глазами.
— На вашем лице иногда появляется что-то такое, что озаряет его поразительной красотой… Это говорит, должно быть, о напряженной духовной жизни?
— Не знаю, — проговорила Анжелика. — У меня совсем нет времени размышлять.
Она спрашивала себя, уместно ли будет прямо сейчас рассказать герцогине о планах, касающихся поселения королевских невест в Голдсборо, — казалось, момент был удачным.
Но к ним вновь подошел Жоффрей де Пейрак.
— Не сообщали ли вы мне, что сегодня утром в Голдсборо появился Пиксарет?
— Да, он действительно приходил и потребовал, как он выразился, выкуп за меня; он, хотел видеть вас немедля. Но здесь его не видно.