Искушение Анжелики (Голон, Голон) - страница 17

Она понимала «его». Она ясно сознавала, что кроме Бога для этого человека не существовало в мире ничего.

Бороться за свою жизнь?.. Какая насмешка! За свое имущество?.. Какая мелкая суета!

Но умереть во имя Бога! Какая смерть и какая высокая цена!

Кровь крестоносцев, ее предков, волнами поднималась к ее лицу. Она понимала, какой источник возбуждал и утолял поочередно жажду мученичества и самопожертвования у того, кто положил здесь это оружие.

Она представила его себе, склонившего голову, с закрытыми глазами, отрешенного, безразличного к своему жалкому, страдающему телу. Он познал все тяготы войны, усталость битв, изнеможение кровавых схваток, утомляющих руки, которые разят, иссушающих губы, которые не успевают вздохнуть. Он познал радость триумфа, молитв победы и смирение гордыни, оставляющей ангелам и святым заслугу в том, что воины были быстры и отважны.

«Верный слуга Священной войны, мушкет, покойся у ног Царя Царей, дожидаясь своего часа извергать гром в его честь!

Благословенное, святое оружие, благословенное тысячу раз, прекрасный дар во имя Того, Кому ты служишь и Кого защищаешь, будь начеку, внимай молитве, и пусть те, кто созерцает тебя, не возьмут над тобой верх!

Пусть те, кто сегодня смотрит на тебя, уразумеют твой символический смысл и тот вызов, который я бросаю им от твоего имени!..»

Тревога сжала горло Анжелики.

«Это ужасно, — подумала она. — На его стороне — святые и ангелы, а у нас…»

Она бросила смятенный взгляд на человека, который стоял рядом с нею, ее супруга, и ответ уже звучал в ее душе: «На нашей стороне… Любовь и Жизнь…»

На лице Жоффрея де Пейрака — этого искателя приключений, отвергнутого властью, — дрожащий отблеск свечей вызвал выражение горечи и насмешки.

Однако, он был невозмутим. Он не хотел пугать Анжелику, придавать случившемуся точное и мистическое значение. Но он также понял, что означало выставленное оружие.

«Какое грозное предупреждение: между мною и вами навсегда останется лишь борьба на уничтожение!»

Между ним, одиночкой, и ими, баловнями любви, — война… Война до конца.

И, конечно, там, в лесу, прижавшись лбом к земле, он, иезуит, священник-воин видел их в глубине своей души. Видел их, избравших соблазны мира сего, эту супружескую пару, стоящую перед знаком креста, видел такими, какие они есть, соединившими руки в тишине…

Горячая ладонь де Пейрака сжала холодные пальцы Анжелики. Еще раз он склонился перед дарохранительницей, затем медленно отступил. Он увлек ее вон из озаренной свечами, пропитанной ароматами церкви, загадочной и жестокой, таинственной, полной жгучего сиянья.