Все это было далеко отсюда. Слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть толпы обезумевших от ужаса людей, ищущих спасения в водах залива. Паруса появлялись и исчезали. И издали их трудно было отличить от белых крыльев снующих взад-вперед чаек, бакланов и буревестников.
Птиц было столько, что, несмотря на яркий свет июньского солнца, то и дело как бы наступали сумерки, когда небо покрывалось, словно гшантским полотнищем, тысячами крылатых охотников, которых влекли сюда косяки трески, сельди, тунца, макрели, приплывших метать здесь икру. Большой Массачусетский залив был подобен рогу изобилия, широкая часть которого смыкалась с Атлантическим океаном, узкая переходила в богатый рыбой и опасный для мореплавателей Французский залив с его гигантскими прибоями.
Когда наступил третий день их пребывания на косе Макуа, Кантор сказал своей матери:
— Если завтра ни один корабль, ни одна лодка не бросят якорь в этом проклятом месте, я пойду пешком. Я пойду вдоль берега на восток. Буду прятаться от дикарей, если попадутся по пути реки, то переплыву их на лодках, которые найду где-нибудь на берегу, и в конце концов дойду до Голдсборо. Один я буду привлекать меньше внимания, чем если бы мы шли всем табором.
— А ты представляешь себе, сколько дней тебе понадобится, чтобы проделать такую экспедицию?
— Я хожу так же быстро, как и индейцы. Она одобрила его план, хотя ее охватило глубокое беспокойство при мысли, что отпускает его одного. Но с другой стороны, его молодость и выносливость, уже проверенные в трудных условиях их американской жизни, укрепили ее в этом решении.
И вообще, нужно ведь было что-то делать. Нельзя же было оставаться вечно в ожидании весьма проблематичной помощи.
Этим вечером она продолжила свои наблюдения, воспользовавшись ясным небом и хорошей видимостью.
Над устьями рек затихали крики птиц. Густой до этого, как вата, туман начал рассеиваться.
Бухта Каско засыпала, погружаясь в величественное спокойствие.
Море как бы служило золотой оправой для своих островов, которые, в свою очередь, играли роль драгоценных камней — красноватого топаза, голубого лазурита, черного агата. Говорят, что этих островов здесь триста шестьдесят пять — столько, сколько дней в году.
Наступали сумерки. Море приобретало тускло-белый и холодный цвет, а земля и излучины берегов погружались в густую тень. Весь окружающий мир из золотого превращался в темно-бронзовый.
Порывы ветра доносили запахи залива.
Вдруг на востоке, за Харпуэлловской косой, сразу после того, как солнце скрылось за горизонтом, Анжелика увидела корабль.