– Далековато… – повторить, выуживая дрожащими пальцами пакетик из кармана. Донести до губ таблетку. Далековато – это значит поезд. Это значит несколько часов покоя, когда никто не будет никого трогать. Это значит что спустя некоторое время пить можно будет в другой обстановке. Было и еще что-то, связанное с этим городом, но вспомнить никак не удается. – Ладно, Питер так Питер. Скажи, что я согласна. И девок предупреди.
– Что? – ошалел. Удивленно смотрит. Растерянно. – А ты… Не будешь с ним говорить?
– А хрен он мне нужен? – голос становится увереннее, мысли в голове просыпаются и начинают снова метаться. Туда-сюда. Туда-сюда. – Ты у нас менеджер – ты и говори. И скажи Вано, что мы уезжаем.
– Ладно. Лёк, а что делать с Кэт?
– Какая на хрен Кэт? – взреветь, бросая неприкуренную сигарету. – Какая еще Кэт?
– Ну Катька. Лемешева. Она к тебе приходила… Залетела она. Что с ней делать?
– А, эта… – блин, как же они все надоели. В животе как будто пузырь образовался и рвется, рвется к горлу, сука. – Пусть ко мне зайдет. Сейчас!
– Я понял, понял… Лёк, а как же…
– А так же! – голос почти переходит на визг. Убирайся, убирайся отсюда, я не хочу тебя видеть, я никого не хочу! – Ты можешь хоть что-то в этой жизни сам решить? Вот и решай! Я за тебя решения принимать всё равно не буду.
Лена устало подтянула повыше спадающие джинсы и присела на лавочку. Яркое южное солнце проникало сквозь густые листья деревьев и припекало макушку. Сегодня девушка впервые за много дней вышла на улицу.
Каждую секунду она проводила рядом с Сашей. Боялась не успеть спросить, посмотреть, дотронуться. Терялась и злилась перед угрозой. Боялась. Хорошо, когда враг видим. Когда его можно ударить, унизить, опустить на колени словом и делом.
Против смерти Лёка была бессильна.
Её сознание каждую секунду искало выход, и каждую секунду не находило. Смешно – но раньше она относилась к смерти шутя, как к чему-то неизбежному, но вместе с тем нереальному. И только теперь она видела, как смерть укутывает собой, постепенно – капля за каплей – забирая душу человека.
Только теперь Лена поняла всё то, что пыталась сказать – а иногда и прохрипеть – ей Женя. Только теперь она осознала, что это такое – любить.
В разговорах и спорах с Сашей Лена не пыталась найти истину. Потому что истина уже давно была ей понятна. Она лишь пыталась оттянуть неизбежное. Отложить. Замедлить. Хотя бы еще на день, хотя бы еще на час.
Она не знала, что будет делать дальше. Осознавала, что счёт уже идет не на месяцы, и даже не на недели – на дни. Но вот что дальше – не знала.