Что же все это было? Говорил же, что любит. Нет, не говорил. Своей называл, а о любви не говорил. Ты — моя! Вещь, игрушка… и больше никто? В разгоряченный мозг настойчиво стучалась одна и та же мысль. Отомстил! Это такая изощренная месть была за все те неприятности, что она ему доставила.
Саша закрыла лицо руками и застонала. Ладони быстро намокли от слез. Что-то в момент взорвалось в груди, ядом разлилось по венам. Этого и боялась в их отношениях. Такой болезненной реакции, когда хочется опять бритву в руки схватить и по венам полоснуть. Только не решится больше. Придется опять смирять боль, замораживать её рациональным мышлением. Только получится ли теперь? Когда вот так одна, избитая и сломленная в пустой квартире в чужом городе. И брата нет больше рядом, нет плеча, на которое можно опереться, в которое выплакаться можно. Вокруг абсолютное одиночество и только ненависть. Экстримальная ненависть, от которой уже и скрыться некуда. Кто ещё её за углом поджидает? Что ещё они с ней сделают? Только щита больше нет. Костя, её Костя… никогда он не существовал, только в воображении. Он всегда был Ветхим — жестоким, мстительным и расчетливым содержателем игрового притона. Она летела, как мотылек на огонь и снова обожгла крылья. Но теперь не взлететь больше. Даже Андрея нет рядом. Да, уж судьба постаралась изолировать её от общества.
Слезы продолжали течь, просто не могла остановиться. Уже намочили пластырь. Соль медленно разъедала порез на щеке, рана пульсировала тягучей болью и сердце ей вторило.
А потом все-таки надеялась, что ошиблась. Надежда последней умирает. С замиранием сердца подбегала к двери и разочаровывалась, когда видела не его на пороге. На четвертый день ожидания и страданий пришла злость и ненависть. Желание унять боль через месть. Да, пошел он. Не вернется она пока в город, чтобы ему на глаза не попадаться, не давать повода злорадствовать. Но и сидеть здесь сиднем в ожидании не собирается.
Данил уже привычно хлопотал по хозяйству. Только он и приходил в эти дни, когда Саша себя в добровольную затворницу превратила. И даже не злился, что она молчала постоянно. Решил, наверное, что у неё нервный срыв из-за попытки изнасилования. Надо же! Она же и правда ни одного слова за эти дни не сказала, после разговора с Лисом. Не ела почти ничего, Данилу насильно приходилось запихивать. Из кухни не выходила, в какой-то прострации в окно смотрела. Не курила, что странно. Спорила с собой, подавляла слабый писк внутреннего голоса, твердящего, что Костя не такой.
А Данил-то все это время рядом был, почти поселился в её квартире, когда открыла вечером дверь, как зомби и молча вернулась на кухню. Сначала расшевелить пытался, потом уже просто есть заставлял и спать укладывал. А сейчас сидит рядом и задумчиво её изучает. Пододвинул тарелку с едой. Саша вздохнула и взяла вилку.