— Не могли бы, — отвечала она. — Стыдитесь! Она вам годится в дочери.
— Вы меня не поняли, — поспешил сказать он. — Я просто хотел бы…
— Ничего не выйдет.
— Нет, я…
— Отойди от меня, сатана.
Многие решили бы, что дальше говорить не о чем; многие — но не Траут. Долгий опыт подсказывал ему, что у всякого своя цена. Вынув бумажник, он извлек оттуда фунтовую бумажку и, мягко улыбаясь, ее протянул.
Хозяйка «Лавров» посмотрела на нее с омерзением. Жалела она о том, что не прихватила зонтика, а отчасти — и о том, что из бумажки не получится хороший снаряд. Купюра упала к ногам мистера Траута. Он наклонился, чтобы ее поднять, но внезапный ветер унес ее на крыльях голубки. Она закружилась над газоном, словно королева мая, танцующая вокруг шеста.
Наконец ветер утих. Добыча лежала на траве, почти у дверей. Радуясь счастливому исходу, мистер Траут протянул руку, наклонился — но услышал, что кто-то вроде бы полощет зубы у него за спиной. Оглянувшись, он увидел собаку. Он посмотрел на нее с упреком; она на него — с подозрением.
Пес по имени Перси, как мы уже говорили, гонял соседских кошек; однако он не был узким специалистом. Почтальоны бледнели, завидев его, равно как назойливые люди. Правилом он поставил: «Двигается — кусай!», — и мы огорчимся, узнав, что мистер Траут задвигался. Оставив ту позу, в которой вас можно принять за куст, он протянул дрожащую руку и сказал:
— У-тю-тю. Тю-тю-тю-тю. Ш-ш, ш-ш…
Перси убедился, что подозрения его не напрасны. Как он был прав, как прав! Это — вор. «У-тю-тю» звучало зловеще, «тю-тю» — еще хуже, «ш-ш» — совсем ужасно. Незнакомец был явственно опасней трех соседских кошек, которые тоже отнюдь не подарок.
Разделяя с Наполеоном мнение, что атака — лучшая защита, Перси вцепился в дрожащую руку, а мистер Траут завыл, словно десять кошек, которым одновременно наступили на хвост. Перси так испугался, что кинулся прочь со скоростью пятидесяти футов в минуту, и тут из дома вышла незнакомая женщина.
То была Амелия Бингем, вдова, владелица другой части домика. Глядя сквозь мглу непролитых слез, мистер Траут не смог бы ее описать, но мы скажем, что была она приветливой и уютной. Склонность к полноте помешала бы ей стать мисс Британией, мисс Лондон и даже мисс Вэлли-Филдз, но уют в ней был, ничего не попишешь, она им просто светилась. Однажды мистер Траут забрел куда-то в холодный ненастный вечер и вдруг увидел, что сквозь мглу сияют окна кабачка, обещая тепло и отдых. Именно это чувство он испытал теперь.
Обычно Амелия Бингем приветливо улыбалась; обычно — но не в такую минуту. Она знала Перси, слышала крики и боялась худшего.