Брат ответил не сразу, возможно — потому, что из уст его била пена. Наконец он сказал, что не шутит.
— Уехал на несколько дней, — пояснил он, — оставил прямо на столе. Приезжаю — нету.
— Ты хорошо искал?
— Спроси еще, протер ли я очки?
— А ты протер?
— К черту!!!
— Я вот вечно забываю.
Спор об очках почему-то немного охладил юриста. Когда он заговорил, голос его, еще напоминающий те звуки, которые издает боцман грузового судна, звучал помягче.
— При чем тут «искал», «не искал»? Я оставил ее на столе.
— Она могла упасть.
— Куда?
— На пол. Может, ветром снесло.
Они опять помолчали. Даже сэр Криспин не очень высоко оценил эту гипотезу. Наконец Уиллоуби сказал:
— Крисп, не дури.
— Хорошо, Уилл.
— Ветром! Хо-хо!
— Да, я понимаю. Но почему Берни?
— А кто ж еще? Не Пайл, в конце концов!
— И не такая женщина! — пылко вскричал старший брат.
— Ха-ха! Какая, интересно? Вот, смотри: вечером показывал им миниатюру. Гомер два раза зевнул, а эта змеюка просто в нее впилась. И кричит, и. хвалит, и спрашивает. Ясно, тогда и решилась. А ночью прокралась в кабинет, и пожалуйста! Надо отнять.
— Да, конечно…
— И я отниму. С твоей помощью.
— С моей?
— Да, с твоей. Потому и звоню. Миниатюра — там, у вас. Поговори с Берни. Пригрози судом.
— Ну, что ты!
— Тогда обыщи ее комнату.
— Что ты!
— А что?
— Я не могу.
— Слушай, Крисп, у тебя нет денег. Найдешь миниатюру — дам сто фунтов.
Негодование и ужас захлестнули сэра Криспина. Немногочисленные волосы просто встали дыбом. Он выпрямился, хотя брат этого и не видел, и произнес другое односложное слово:
— Нет!
— Двести.
— Нет! Прости, Уилл. Я глубоко почитаю миссис Клей-берн. Я ею восхищаюсь и не стану поддерживать пустых обвинений.
— Пустых?
— Да!
— Ха-ха! Она — известная воровка. Не знал? Там, в Нью-Йорке, когда она идет в магазин, вызывают отряд сыщиков. Ее из-за этого и увезли. Выслали, можно сказать.
Больше выдержать сэр Криспин не мог.
— Стыдись, Уилл, — холодно сказал он. — До свиданья. — И бросил трубку.
Несколько минут он дрожал, как дрожит человек, уцелевший после крушения. Мысли его путались, но он ощущал благодарность к покойному Александру Грейаму Беллу[65] — лицом к лицу с братом он бы никак не проявил такой стойкости. Уиллоуби с детства подавлял его, и только помощь мистера Белла спасает от этого теперь. Великолепное изобретение дает возможность слабому торжествовать над сильным; вот и сэр Криспин вел себя выше всякой критики — Чиппендейл, глубоко потрясенный, и не знал, что в его подопечном таятся такие достоинства.
По мере того как утихали побочные эффекты борьбы, негодование сменилось более мягкими чувствами. Сэр Криспин ощутил, что и брата можно понять. Да, ужасно, что боль и горе породили эти дикие выдумки, но все-таки это — боль и горе. Успокоившись, он увидит истину, признает свою ошибку. Уиллоуби отходчив; просто он иногда говорит, не подумав.