– Где Осборн, черт его побери?!
– Не знаю. – Голос Реммера был едва слышен из-за помех.
– Реммер! Этот сукин сын стащил мой значок, письмо Интерпола и мою пушку! Где он, мать его так?
Помехи усилились: на линии послышался щелчок, раздалось несколько аккордов сонаты Бетховена, и затем – гудки. Маквей швырнул трубку на рычаг.
– Черт!!!
* * *
Косые лучи солнца легли на платформу вокзала Интерлакена. Колеса заскрежетали, и поезд, прибывший из Берна, остановился. Из первого вагона вышел контролер, за ним – три девочки в форменных платьицах приходской школы. Возле второго вагона стояло человек шесть с невыразительными, бесцветными лицами; они перешли перрон и направились к зданию вокзала. Из третьего высыпала шумная толпа американских туристов. Больше из поезда не вышел никто, и он одиноко, как брошенная игрушка, стоял на фоне величественных альпийских вершин.
Вдруг в конце поезда, далеко от здания вокзала, из-за вагона показалась нога, затем – вторая; Осборн спрыгнул на гравий и быстро зашагал вдоль поезда. Дойдя до первого вагона, он осторожно выглянул из-за него. Платформа была пуста, пути перед ней – тоже. Осборн ощутил приятную тяжесть револьвера за поясом. Он не сомневался, что там, на платформе бернского вокзала, фон Хольден узнал его и уверен, что Осборн сядет в следующий поезд.
Как жалел теперь Осборн, что послушался совета контролера и вызвал фон Хольдена в Берне к телефону. Он все испортил – фон Хольден понял, что за ним следят. Да и в самом деле, как мог он надеяться, что фон Хольден покорно, как ягненок, побежит к телефону. Еще хуже было то, что он погнался за фон Хольденом по платформе и обнаружил себя. Эта ошибка может стоить ему жизни.
Издали Осборн услышал свисток поезда; за ним последовало объявление об отправлении состава до Юнгфрауйоха. Если он опоздает на него – а следующий поезд через полчаса, – то отстанет от фон Хольдена уже на целый час. А ведь фон Хольден, несомненно, где-то здесь и ждет его!
Объявление прозвучало еще раз. Если он хочет ехать этим поездом, то должен пройти весь перрон. Фон Хольден только этого и ждет. Он где-то притаился. Единственный союзник Осборна – яркий дневной свет; вряд ли у фон Хольдена хватит дерзости стрелять в него среди бела дня, прямо на вокзале – ведь ему потом трудно будет скрыться. Хотя… Разве не так убили его отца? Осборн еще раз оглядел вокзал, вышел из-за поезда и двинулся по платформе. Он шел быстро, распахнув пиджак, держа руку на револьвере, и был насторожен до предела: отмечал каждую тень, каждый шаг, каждую фигуру. Он вдруг ясно вспомнил Париж и высокого человека, который лежал мертвым на тротуаре Монпарнаса; вспомнил, как Маквей задрал его штанину и увидел протезы, позволявшие регулировать рост. Может, и фон Хольден прибегал к подобным трюкам? Или к иным, еще более изощренным?