Голованивская Мария
"Дома с совершенно гладкими стенами..."
"Дома с совершенно гладкими
стенами изображают мужчин..."
Фрейд
1
ак ни крути, но двадцатый век явно оказался никчемным. Спешить не хочется. И это нормально. Просто трудно представить себе, что где-то там, после тебя, еще что-то будет. Собственно, дело не в каких-то там открытиях, просто с каждым днем, бешено мчащимся тебе на встречу, все хужает, и в назначенный день Д так вконец исхужает, что развалится вместе с тобой и будет смыто с фарфоровой поверхности сильной струей воды, и дальше не будет уже ничего. Так-то, дружок! Поэтому двадцатый век - сраная кошка с рахитичными ребрами, и ты правильно делаешь, швыряя в нее булыжниками, вы умрете, обнявшись, слившись в последнем, отслаивающемся от ваших тел поцелуе, она скажет тебе по-человечески: "Бай-бай!", и ты, сладко мурлыкая, в общем, ладно, неважно, главное, чтобы история была короткой.
Сон был объявлен последним. Красотка на ногах, принц без шеи, воротник мешает ему увидеть кончики собственных штиблетов. Он достает ей только до вспухших железок ("до прожилок, до детских припухших желез"), у красотки на ногах с утра разболелось горло, она думала уже не идти, но тяжелый дверной засов, с которым ей едва удалось справиться, разрешил все сомнения: "Надо идти. Принц будет ждать меня". Зеркало запотело, в тазу плавала пена и крошки пемзы, красотка закончила утренний туалет и принялась тяжелым гребнем расчесывать тяжелые локоны, и на душе у нее было тяжело.
2
"Дома с совершенно гладкими стенами
изображают мужчин, а имеющие балконы
и другие выделяющиеся части - женщин"
Фрейд
Принца без шеи всю ночь мучали кошмары. То ему снилось, что он скачет на лошади, у которой отваливаются ноги, сначала их осталось три, потом две, потом одна, и ему с трудом удавалось удержать равновесие, чтобы не упасть, не повалиться кубарем на влажную траву, на мокрую лужайку к подножию дуба с бесконечно разросшейся кроной, потом он летел на дирижабле с фамильным гербом, ветер трепал корзину, и веревки, удерживающие ее, начали перетираться, таять на глазах, он сбрасывал мешки с песком, кричал и плакал от ужаса - "Она не придет сегодня", - подумал он, приподнимая набрякшие веки, жарко под тяжелым пологом, он, принц без шеи, был уверен, что если бы упал, так или иначе напоролся бы на корягу, она пронзила бы его насквозь, торчала бы из его обмякшей плоти окровавленным носорожьим острием, капли медленно ползли по стеклу, если не коряга, то он сломал бы ногу, охромел бы, на ладони бы его образовалась большая мутно-желтая мозоль от трости, на которую ему приходилось бы опираться при ходьбе, слава Богу, что жара, наконец, кончилась, будет легче дышать, если бы не этот полог, не эти влажные от пота подушки...
