С точки зрения социоестественной истории, — добавляет Эдуард Сальманович, подумав, — тут и нет ничего удивительного. Ведь выходов из кризиса природы и общества только четыре: завоевать кого-то и жить за его счет; расселиться на незанятые земли; перейти к новым, интенсивным технологиям… Или, — вскидывает голову Эдуард Сальманович, — надо уменьшить число людей.
Если ртов становится чересчур много, если началась борьба за хлеб и чистую воду, чистый воздух — то ведь любой становится врагом. Или вернее — просто лишним. Люди на подсознательном уровне хотят, чтобы их стало меньше. Им и правда приятны сцены гибели — это ведь сцены решения кризиса. Тут огромное количество возможностей — от желания самому погибнуть, или по крайней мере не иметь детей, до стремления объединиться с кем-то, более тебе близким, и с ними вместе уменьшать число «других». Не так уж важно, кто эти «свои», а кто «чужие». Истреблять можно «буржуев», казаков, евреев, поляков, «кулаков», неважно кого именно. Важно, что у всех или по крайней мере у большинства в голове ясно сидит: людей слишком много! Надо, чтобы их стало меньше!
И вот погромы, террор первых лет XX века. Десятки тысяч жертв… Мало!
Первая мировая война — 10 миллионов покойников. Мало!
Террор двадцатых годов, расказачивание, голод в Поволжье — пять или шесть миллионов… Мало!
Террор тридцатых, коллективизация — двадцать или тридцать миллионов покойников… Мало!
Вторая мировая война — тридцать или сорок миллионов покойников…
Вот теперь как будто хватит. И Россия на какое-то время успокаивается, останавливается, до конца восьмидесятых, до «перестройки». А сейчас тоже в головах, в подкорке сидит, что людей чересчур много. И россияне приведут к власти любое правительство, поддержат любую политику, лишь бы число людей уменьшалось[116].
Так же и в начале века… Почему пришли к власти именно большевики? Почему не те же эсеры? Да потому, что тогда покойников было бы меньше, а россиянам нужен был как раз тот, при ком покойников будет как можно больше.
Надо было видеть лица нашей конференции, право. Словно не влажный и теплый бриз повеял с мягко мерцающего, затянутого дымкой моря, а холодный сухой ветер прилетел из снежных полей Арктики. Стянуло лица холодом и страхом. А ведь люди собрались много чего видевшие и пережившие.
— Скажите… А вот эти… Которые согласны исчезнуть сами. Они ведь тоже могут быть опасны…
— Конечно! Возьмите всевозможные «батальоны смерти» во время Первой мировой войны. Люди так и говорили — мол, хотим умереть. А скольких с собой прихватили?