Он замялся, не зная, как убедить ее, что он не сволочь, даже если и поступил, как последняя сволочь. Он вообще не знал, как правильно разговаривать с женщинами. Можно ли говорить им о любви, или это их отпугивает, дает повод для злословия и высокомерия. Когда-то давно он позволил себе слабость, признался в любви, сделал предложение и ждал на него положительного ответа. Вместо этого его обозвали лимитой и бросили, как использованный носовой платок. Еще тогда он зарекся: никогда, ни при каких обстоятельствах не повторять ошибки. А теперь стоял и маялся, не умея подобрать нужных слов. Как легко они приходят в голову, когда пишешь о придуманных людях! Но когда необходимо выразить собственные чувства, самые-самые тонкие и трепетные, все слова кажутся такими чужими, холодными или же излишне пафосными.
— Если ты почувствовала хоть что-то ко мне — именно ко мне, не к Витьке… Если…
Володя опять замялся. Нет, не то, все не то. Разозлился сам на себя. Посмотрел на Ирину с вызовом:
— Ну не может же быть, чтобы ты совсем не почувствовала разницы! Да, мы похожи, мы совершенно одинаковые, мама нас так и называла…
— "Двое из ларца, одинаковых с лица"… Витя часто повторял это. Он скучал за тобой… За вами, — быстро поправилась она.
Собеседник поморщился:
— Ну зачем…
Ире и самой стало неловко: действительно, "вы" — это уже перебор.
Господи, что же происходит? Это дивный сон, или явь? Это и в самом деле не Виктор?
А разве она не почувствовала разницы? Он — Вова? — ведь верно подметил: почувствовала, еще как почувствовала. Инопланетян каких-то придумала. А все оказалось гораздо проще — всего лишь брат-близнец. Но можно ли ему верить?
— Я думала, тебя уволили, — зачем-то сказала она.
— Меня нельзя уволить — я работаю сам на себя. Я писатель, Ира. Возможно, ты читала мои книжки.
Возможно. Книжки в данную минуту волновали ее меньше всего на свете. На первый план вышли ощущения последних дней: как, оказывается, приятно приходить в теплый натопленный дом, где горит свет, где вкусно пахнет сытным ужином. Где тебя ждут… Где ждут твоего ребенка. Где маленький ыкающий акилевр с такой доверчивостью прыгает на шею к отцу. Пусть не к отцу, а к родному дядьке. Пусть, если этот дядька заслуживает куда большего доверия, чем родной отец. Может ли она позволить себе сказать "да" фактически чужому человеку? Но ведь буквально за несколько дней он стал куда роднее, чем Витя за предыдущие шесть лет.
— Я ведь совсем не знаю тебя, — неуверенно ответила она, уже все решив про себя. Смотрела на него, и чувствовала, как расцветает на губах совершенно неуместная улыбка.