На душе было непередаваемо мерзко. Вместе с тем вопреки разуму в унисон с митральным клапаном в самом сердце билась надежда: ну вот, раз ничего не получилось, значит, теперь Петракова все узнает и Димочка будет свободен. И тогда…
И тут же Женька одергивала сама себя: и что тогда? Что?! Неужели после того, через что им пришлось сегодня пройти, у них с Димой еще возможно какое-то будущее?
— Зачем ты превращаешь меня в шлюху?!! — с укоризной спросила Женя у портрета. — Зачем, Дима? 'Подарок'! Димочка, миленький, возьми на себя смелость называть вещи своими именами! Это не подарок, это называется иначе. Это подло, Дима! Это подло и нечестно!
Женя резко отвернулась от портрета, по-прежнему глядящего на нее умоляюще-просительно, решительно подошла к окну, зачем-то выглянула на улицу, как будто там на коленях мог вымаливать у нее прощения Городинский. Естественно, ничего подобного под собственным окном не обнаружила и столь же решительно вернулась к портрету.
— Неужели ты до сих пор сомневаешься в моей любви?! Неужели я и теперь, спустя год, опять должна тебе ее доказывать?! И почему так — совершенно диким, безумным способом? Доказать свою любовь, изменив с твоим врагом. Это абсурд, Дима, абсурд!!! Как ты посмел предложить мне это?! Как я посмела на это согласиться?!!
В сердцах Женя сделала еще один бессмысленный круг по комнате, словно бы где-то там, в одном из четырех углов, ее ждал мудрый ответ, и вновь остановилась перед портретом. Опять долго пристально смотрела в его бесхитростно-умоляющий взгляд, наконец спросила:
— Почему все так много говорят о любви, Дима? Превозносят ее, как высшее благо на земле. Они что, не знают, что на самом деле любовь — это грязь? Не понимают, какая мерзость из нее вытекает? Неееет… Все всё знают. Но упорно делают вид, что все так чинно-благородно. Лицемерие в чистом виде. Ах, любовь — высшая ценность! Ах, ради любви люди должны идти на подвиги! На какие подвиги, Дима?!! Ты сам понимаешь, чего ты от меня потребовал?! И пусть он отказался — это ведь не делает меня чище! Я уже никогда не буду такой, какой была раньше, ты это понимаешь?! Даже если ничего не произошло — ты все равно превратил меня в шлюху! Нет, я сама превратила себя в шлюху, сама… Ты попросил, я не смогла отказать. Ради тебя, Дима, ради нас с тобой. Ради нас?.. Это ты называешь 'Ради нас'?!!
Городинский позвонил в тот же вечер:
— Женя! Женька, милая, ты всё сделала, как надо?!
Женя молчала. В горле стоял какой-то противный огромный ком, состоящий из любви, обиды и непонимания.