И Женя вдруг заплакала. Тихонько, беззвучно, просто слезы катились из глаз, а она вытирала их пальчиком по мере появления. Отвернулась от гостя, и наклоняла голову то вправо, то влево, чтобы слезы собирались в уголках глаз, а не размазывали весь макияж.
— Я испугалась, — продолжила она, все так же глядя в сторону. — Я ужасно испугалась. Мне казалось, что я умру, если он больше не придет. А он твердо пообещал, что придет только после того, как… Ну, вы поняли. Он вас ужасно испугался. Он ведь каждый день ждал, что вы расскажете Алине. Потому и требовал, чтобы я… Чтобы испачкала… То есть я должна была замазать вас собою… Чтобы вы ничего не могли рассказать Алине, потому что ничем не лучше Городинского. А дальше… А дальше вы сами знаете.
— Знаю, — кивнул Зимин. — Ну что, еще за старый год? Пусть себе уходит вместе с воспоминаниями.
Он принялся пополнять фужеры, а Женя воспротивилась:
— Нет, еще не всё. Пусть это было гадко, но для моей же пользы, признаю. Но ведь все-таки это вы во всем виноваты, это вы поставили тот ультиматум. И то, что отказались в первый раз, ничего не меняет. Был ведь и второй визит. Значит, Димка в вас не ошибся — вы такой же. Вы только играете роль порядочного человека. А вы… Вы такой же. А теперь сидите, как ни в чем ни бывало! Я — вся такая дура, такая дешевка, а вы на коне и весь в белом! Только чем вы лучше меня?! Я — глупая женщина, которая не смогла отказать в услуге возлюбленному. Бывшему возлюбленному… А вы? Вы ведь все понимали, все прекрасно понимали! Вы ведь знали, что я буду послушная, как овечка. Ведь знали же, признайтесь!
Зимин со стуком поставил на стол бутылку коньяка.
— Нет, — ответил твердо. — Неправильно. Всё совсем не так. Но сейчас ты этого понять не сможешь. Когда-нибудь потом я тебе объясню, когда ты будешь готова понять правильно. А пока… Да, я поступил подло. Но… Ты жалеешь?
Женя вскинулась, посмотрела на него с некоторым негодованием, без раздумий ответила:
— Нет!
Резко, пожалуй, слишком уж резко ответила, слишком откровенно. И слишком быстро. Но поняла это поздно — слово не воробей. Покраснела, стушевалась, снова отвернулась, не смея взглянуть в его глаза и увидеть в них насмешку.
А Зимин и не думал смеяться. Ответил очень серьезно:
— Вот и я не жалею. Конечно, неприятно было, что ты с такой готовностью… Знаешь, я так хотел, чтобы ты выставила меня вон! Чтоб послала подальше. Чтоб в рожу наглую плюнула, наконец. А ты…
— А я, как последняя шлюха, тут же выпрыгнула из трусиков, — с жестоким самоедством закончила Женя.
— Ну, это уже неправда! — протянул Зимин. — Ничего подобного, трусики с тебя я снял сам.