По опыту прошлых концертов Женя не стала спешить. Уж теперь-то она точно знала — ее букет должен быть сверху, иначе все опять окажется впустую. А потому, как бы ее ни подталкивала под руку Лариска, требуя немедленно избавится от цветов, нещадно мучивших ее резким запахом, Женя терпеливо выжидала. И, лишь дождавшись, пока на руках у зрителей уже практически не осталось цветов, по крайней мере, в поле ее зрения не попадал ни единый владелец букета, только тогда решилась.
Не дожидаясь окончания очередной песни, Женя выбралась из середины ряда, не обращая ни малейшего внимания на то, что мешает кому-то, тихонько подошла к сцене и стала сбоку, чтобы привлекать как можно меньше чужих любопытных взглядов. А когда Городинский, наконец, закончил очередной шлягер переливчатым сладкоголосым 'Ла-ла-ла', как настоящий фокусник вытащила из рукава заготовленную загодя записку, воткнула ее в цветы — благо букет был густой и сложенный тетрадный листок держался в нем крепко, даже не колыхался при движении. Когда раздался оглушительный рев восхищенной толпы, заглушающий бурные аплодисменты, Женя решительно двинулась к центру сцены, как раз к месту, над которым возвышался Городинский, и торжественно вручила ему букет. Тот с дежурной улыбкой на лице принял дар и тут же определил его на возвышающуюся у его ног гору цветов. На Женю, как всегда, даже и не глянул. Впрочем, она не огорчилась — именно так, по ее понятию и опыту, и должно было быть. Зато потом, после концерта, когда он прочитает записку…
Ждать пришлось долго, очень долго. Да это бы как раз и ничего — Женя умела ждать, привыкла ждать. Но вот только… дождаться бы результата.
Но не дождалась. В очередной раз потерпела фиаско. Еще несколько месяцев прождала, потеряла, но снова безрезультатно. И такая тоска вдруг навалилась. Поняла Женя, что ничегошеньки у нее не получится. Не потому не получится, что любовь ее недостаточно сильна, а просто слишком уж на разных социальных ступеньках они стояли. И это бы тоже ничего, ведь это не могло стать серьезной преградой любящему сердцу. Женя по-прежнему была уверена — стоит им только встретиться лицом к лицу, и Дима все поймет, ей даже говорить ничего не придется. Но как же заставить его встретиться с нею?!!
Женя все ждала и ждала, но потихоньку начала впадать в отчаянье. Она знала, что ее счастье — вот оно, на стене: протяни руку, погладь. Она-то очень хорошо знала свое счастье в лицо, и по голосу узнала бы среди ночи, среди гвалта тысяч голосов. Но ведь мало знать ей одной, ведь и Дима должен знать то же, что и она!